– Глеб, а когда мы поедем на мамину могилу? – робко спросила Полина, переждав бурю. – Я даже лица ее не помню… вдруг вспомню – по фотографии?
Глеб, уже успокоившийся, хоть и задумчивый, обнял ее и сказал:
– Девочка моя, ты еще очень слаба. Такие потрясения тебе не по плечу. Может случиться срыв…
Вот и вторая полочка: Карл Валерьянович Шелепа. Это был ее личный доктор, отличный психотерапевт и психиатр. Под его неусыпной заботой Полина возвращалась в мир после страшного забытья. Это был кругленький немолодой мужчина в безвкусно-ярком костюме, с почтенной зеркальной лысиной.
Он успокаивал Полину, когда она рвалась прочь из кажущегося ей чужим дома, от кажущегося ей чужим мужа, когда она рыдала, сходя с ума от того, что родилась уже взрослой – без детства, без воспоминаний о школе, о первой любви, о друзьях. Он приучал ее к Глебу, учил видеть в нем то, что она когда-то полюбила настолько сильно, что согласилась выйти замуж.
Он рассказывал ей о массе похожих случаев, закончившихся хорошо, о том, какая она стойкая, умная и сильная, он вселял в нее веру преодоления.
Он же как-то принес ей книжку о настоящей женственности и сказал:
– Вы не бойтесь, Полина Сергеевна, что сил на ребеночка не хватит. У женщин так устроен организм, что с беременностью случается полное обновление, перезапуск всех систем, если хотите. Вам бы ребеночек новый смысл придал, жизнь стала бы определеннее…
Полина прочитала книгу от корки до корки и ничего нового не нашла, кроме как удививших ее советов не носить трусы, чтобы питать матку энергией земли.
Все остальное: быть опорой, поддержкой, проявлять нежность, уступчивость, излучать веселость и радость – все это она знала и без книги. Уступчивость – в чем угодно, но только не заставляйте меня рожать, думала она, и изо всех сил пыталась показать Глебу, что она женщина, настоящая женщина, хоть и без младенца на руках…
Третья полочка. Сама Полина. Эта полочка появилась недавно, и Полина попыталась представить себя саму, грея руки о чашку капучино, вдыхая аромат вафель.
Она красивая. Очень красивая. У нее отличная фигура (ох, какое же послабление она себе дает с этой новоприобретенной свободой! Утром – круассан, в обед – снова выпечка). Она добрая и хозяйственная. Она рукодельница. Она нежна в постели. Она умница.
Разве этого мало?
Да, ей нет места в мире большого города. Она не сможет, как Аглая, бороться с законами и быть директором большого центра. Она не водит машину, она не выбирает себе одежду, она не может зарабатывать. Но разве в этом счастье?
Просыпается ли Аглая рядом с любимым мужчиной? Построил ли кто-нибудь для Аглаи дом ее мечты? Есть ли у Аглаи время на косметологов и массажистов? Есть ли у нее вечерок, который можно провести за вышивкой прекрасной картины?
Определенно нет. Аглая не ходит, а бегает – вон как скоро она шла к авто, Полина еле ее догнала. Аглая сидит сейчас в офисе и возится с чьими-то проблемами, копается в каких-то бумажках… Разве это счастье?
Полина допила последний глоток капучино, и вдруг ее безоблачное, в общем, настроение, снова заволокло тучами.
Одежда. Выбор одежды. Зачем Глеб подбирал Аглае платья? Разве что для встреч с будущими спонсорами? То есть, с самим собой?
Почему он решал за другую женщину, что ей носить?
Полина вынула из кармана листочек и расправила его на столе. Нет, еще рано сдаваться. Нужно проверить хотя бы еще одну девушку. Вот, например, Ангелину… Она работает в фитнес-клубе в центре города. Клуб называется «Дельфин».
Есть и отличный повод туда наведаться: Полина виновато посмотрела на пустое блюдечко с капельками кленового сиропа. Что же она творит! Ей, может, придется бороться с соперницами, а она все жрет и жрет сладкое без остановки!
Полина ощутила сильнейший приступ отвращения к себе. Ее тело вдруг показалось ей громоздким и толстым. Она физически прочувствовала, как съеденные калории переплавляются в мерзкий жир и складками свисают с ее боков.
На секунду мелькнула мысль, что было бы неплохо завернуть в туалет и вытошнить все съеденное. Хороша она будет к приезду Глеба, если продолжит так жрать!
Нет, нет… успокоила она себя. Не надо тошнить. Нужно просто завернуть в ближайший магазин, купить спортивную форму и отправиться в «Дельфин». Там и дело сделается, и калории лишние исчезнут. Два, нет, три часа тренировки! И больше ни кусочка сладкого. Есть же в кафе и ресторанах салаты? Обычные салаты из яблочка, сельдерея и огурца?
– Уже уходите? – раздался голосок над ее ухом.
Улыбающаяся официантка в синем фартучке протягивала ей бумажный белый пакет.
– Комплимент от нашего пекаря. Настоящий немецкий штрудель – впервые в нашей кофейне. Приходите к нам еще!
Полина из вежливости взяла хрустящий пакетик, расплатилась и вышла на улицу, где безжалостно выкинула «комплимент» в ближайшую мусорку, как только та встретилась ей на пути.
Глава 5
В которой Полину томят воспоминания о былой любви, а девушка с ангельским именем предлагает ей заняться боксом и заодно приоткрывает дверцу тайны Глеба
И все-таки приключения этого утра Полину вымотали. Она вернулась в отель, где почти сразу уснула, подложив под голову подушку в шелковистой розовой наволочке. Спала она безмятежно, и снились ей сны – тоже розовые. Расцветали и опадали лепестки сакуры, кружились легкие газовые покрывала, катились жемчуга, легко постукивая о мраморную столешницу. Тук-тук-тук. Тук-тук.
Стук и разбудил ее. Поправив взбившиеся волосы, она открыла дверь номера и увидела сначала огромный, как колесо, букет, а за ним – улыбающееся лицо курьера.
– Полина? – осведомился он. – Это вам. С посланием!
Вручил букет и исчез.
Полина растерянно повертела цветы в руках. Множество свежих белых роз доверчиво смотрели ей в лицо. Плотно скрученные изящные бутоны только готовились раскрыться. Среди них Полина заметила крошечную открыточку.
Быстрым твердым почерком в ней было написано: «Простите за бестактность. Петр С.»
В номере оказалась ваза. Полина наполнила ее водой и поставила букет на столик, а сама присела рядом – в задумчивости. Незваное благоухание наполняло ее сердце нежной волнующей тоской.
По чему она тосковала? По прошлому, забытому напрочь? Прошлому, в котором ей наверняка дарили цветы влюбленные в нее мальчишки, потом юноши, а потом – молодые мужчины?
По тем забытым волнениям первой любви, по томлению, знакомому каждому, кто ожидал чудесных слов признания? Взгляда, полного тайны?
Были ли в ее жизни эти моменты? Дрожала ли она от нечаянного прикосновения к своей руке? Поднималась ли в ней волна счастья, кружащего голову, чарующего счастья взаимности?
Почему ничего из этого она не смогла сохранить и запомнить?
