Джон начал объяснять, что коп испытал нечто вроде удара, и у него что-то в горле, надо проверить ему горло.
Краем глаза я увидел красно-синие вспышки – на стоянке появилась вторая полицейская машина. Наверно, они увидели, как мы с Джоном рвем задницы через город, и последовали за нами. Дежурные уже катили Фрэнки внутрь, третий парень, по-моему врач, проверял ему пульс. Я повернулся к Джону и хотел рассказать о второй полицейской машине, но он ее уже заметил. Мы пошли обратно к пешеходной дорожке.
– Ты думаешь, мы должны торчать здесь? – спросил он.
– Нет, не думаю. Меня и так освободили условно.
– Дэйв, они вроде как захотят узнать, что случилось, и сами придут к нам.
– Не. Не думаю, что тут будет какие-то трудности. Если захотят, пошлют нам благодарственную открытку, что мы притащили Фрэнки в больницу. Пошли.
Обратно мы двинули пешком, потому что не стоит возвращаться домой в украденной полицейской машине. Мы уже вышли со стоянки, как мимо нас с воем пролетела еще одна полицейская машина и остановилась рядом с машиной Фрэнки. Оттуда выскочили два полицейских и пошли в больницу. Мы молча пересекли лужайку и вышли на улицу. Светофор мигал желтым. Мы прошли мимо пустой черной парковки китайского ресторана, который называется «Буфет Панды», хотя, насколько мы знали, мясо панды в нем не подают. Дальше находилось одно из многочисленных брошенных заведений, собственность города: корпуса-близнецы старой туберкулезной лечебницы, закрытой еще в шестидесятые годы; их серые кирпичи поросли зеленоватым мхом.
Джон закурил сигарету и спросил:
– Дэйв, что ты думаешь об этой твари?
Я не ответил. Поймал себя на том, что внимательно проверяю каждую парковку, мимо которых мы проходим, вглядываюсь в тени, ищу движение. И бессознательно стремлюсь к пятну света под следующим фонарем. У магазина шин стоял десятифутовый талисман, сделанный из шин, глушители изображали руки, а хромированный диск – голову. Какой-то шутник нарисовал ему белой краской член соответствующего размера и в соответствующем месте.
– Эта тварь прыгнула ему в рот, – сказал Джон. – Как ты думаешь, что с ним будет?
– Откуда я знаю?
Мимо нас промелькнуло красно-синее пятно. Еще одна полицейская машина с зажженной мигалкой. И еще одна, через тридцать секунд.
– Черт побери, – сказал Джон. – Неужели эти ребята приехали только ради Фрэнки?
Мы нерешительно пошли дальше, меня тошнило. Еще две полицейские машины пролетели мимо. На одной было написано что-то другое, помоему, полиция штата.
– И они все хотят узнать, как он поживает? Джон?
– Не знаю, черт побери. Пошли домой, может быть, что-то увидим по телевизору.
Но он остановился и сказал:
– Нет, так мы узнаем только то, что захотят сказать репортеры. Лучше вернуться обратно и посмотреть своими глазами.
– Но мы только что были там…
Меня прервал далекий крик.
– Ты слышал? – спросил Джон.
– Нет.
Мимо промелькнула еще одна полицейская машина. Сколько же их в этом городе?
– Дэйв, пошли.
Джон развернулся и отправился обратно. Я остался на месте. Мне не хотелось возвращаться туда, но, не стыжусь признаться, мне еще больше не хотелось идти в темноте домой, одному. Я поднял руку, чтобы коснуться укушенного глаза, кровоточащей ссадины под пластырем. И моргнул от боли в плече, не сумев даже поднять руку. Рана на плече становилась все хуже с каждой минутой. Я уже хотел сказать Джону, чтобы он развлекался без меня, как…
ДУМ! ДУМ-ДУМ!
Звук выстрелов вдали, будто фейерверки рвутся. Джон побежал к больнице, наискось через стоянку шинного магазина. Я глубоко вздохнул и последовал за ним.
27 часов до Эпидемии
Добравшись до больницы, мы увидели, что тут разразился настоящий ад. Вокруг входа в отделение стояли в беспорядке шесть полицейских машин, освещая фарами стоянку как танцплощадку. Рядом была машина скорой помощи с распахнутыми задними дверями. Из больницы выбегали люди, пригнувшись, как будто попали в траншею на фронте. Какая-то дамочка вылетела лишь в голубовато-зеленой накидке для операции, с белокурыми волосами, запачканными кровью. В пятидесяти ярдах от больницы, на дальней стороне лужайки, собралась толпа зевак, кое-кто в инвалидных колясках. Похоже, там кучковались пациенты, уже выведенные из здания. Какой-то коп разговаривал с ними, размахивая руками – после каждой пролаянной команды рубил воздух ударами карате. В другой руке он держал пистолет дулом вверх.
ДУМ! ДУМ! ДУМ! ДУМ! ДУМ!
Изнутри послышались еще выстрелы. У Джона был генетический дефект, заставлявший его всегда лезть на рожон. Вот и сейчас он зашагал к полицейским, которые, похоже, пытались установить ограждение вокруг хаоса. Где-то там Чарльз Дарвин кивнул и понимающе улыбнулся.
Мы подошли к двум копам, перекрывшим вход: один был черный, жирный, в очках, а второй постарше, с густыми усами, скрывавшими чуть ли не все лицо. Джон сошел с тротуара, словно хотел обойти их по траве. Но черный протянул к нему руку, приказал остановиться таким тоном, как будто собирался долбать нас шокером до тех пор, пока кровь не закипит. Когда мы отступили в сторону, санитары провели мимо нас дамочку с окровавленными волосами. Она держалась за голову, выкрикивая одно и то же:
– ОН НЕ УМИРАЕТ! ПРОСТО НЕ УМИРАЕТ. ОНИ СТРЕЛЯЮТ ПО НЕМУ, НО ОН…
Джон коснулся моего плеча и кивнул назад. Там остановился квадратный грузовик с большими белыми буквами на боку. Я было решил, что это автозак, но когда двери открылись, оттуда высыпали бойцы спецназа.
Твою же мать.
Джон перебежал на лужайку перед зданием. Там стояло несколько скамеек и десятифутовая бронзовая статуя женщины в старомодной одежде медсестры, державшая в руке фонарь. Флоренс Найтингейл? Я кинулся за Джоном, мы присоединились к небольшой толпе зевак.
Выстрелы. Быстрые, несколько десятков. Аудитория выдохнула. Я не очень-то хорошо видел, но трудно было не заметить людей, в панике выбегающих из здания. Одна женщина упала и сильно разбила лицо. Потом появился мужчина, которого поддерживали два санитара; у него не было правой ноги ниже колена. Или, по меньшей мере, так это выглядело, учитывая то, что с нашего места дверь казалась размером с почтовую открытку, а я глядел через собравшуюся передо мной толпу. Вот почему я не очень уверен в том, что произошло дальше.
Во-первых, из двери вылетел мужик в черной униформе спецназа и что-то заорал. Я-то его не услышал, но Джон настаивает, что он прокричал: «Все отсюда!»
Потом выстрелы. Громкие, резкие, близкие. И крики. Крики каждого, кто был достаточно близко к вестибюлю и видел, что происходит. Три копа около входа спрятались за патрульными машинами и навели револьверы на раздвижные двери.
И оттуда появился человек.
