– О. Теперь я понял.
– И они не хотят мою, потому что у них уже есть твоя.
– О, точно. Я имею в виду, ты должен был заключить сделку пораньше.
– Я валялся в больнице, восстанавливаясь после автоматной очереди.
– О, верно. Верно.
– Похоже, я не смогу заставить тебя передумать?
– Детектив, – сказал я, – я хочу, что ты использовал всю силу дедукции и открыл тот факт, что я живу в гребаном трейлере от ФАЧС. Видеомагазин открылся только две недели назад. И все это время я не получал ни доллара. Я вернулся на работу, и моим первым клиентом стал Джимми Дюпре, вернувший копию «Основного инстинкта 2». Я такой говорю, парень, придется платить штраф за опоздание. Фильма-то, когда я пришел утром на работу, в депозитной ячейке не было. И ему мои слова не понравились.
– Я думал, что есть какой-то правительственный фонд для жертв…
– Так и есть, и, может быть, однажды я получу чек по почте в обмен на восемь тысяч форм, которые мне пришлось заполнить. Но они собираются подождать, пока не увидят, что я напишу в книге. Они хотят увидеть, как я расскажу эту историю, если ты понимаешь, о чем я говорю.
– И как ты собираешься рассказать эту историю?
– Я собираюсь рассказать самую смешную из всех возможных версий, которую смогу придумать. Люди закроют ее примерно с такой мыслью: «Что за хрень я прочитал?»
Он кивнул:
– У меня есть материал, к которому у тебя нет доступа. Например, запись радиообмена между пилотами. И еще кое-что, что ты точно не сумеешь достать.
– А давай тогда станем партнерами.
– Я поучаствую при одном условии. Ты изобразишь крутейшую мою версию. Я говорю о том, чтобы во время всего действия я был героем. Если будешь сочинять, сделай меня суперкрутым.
– Это я могу.
– Дай мне крутое имя. И чтобы я отлично выглядел.
– Договорились.
– И не забудь написать, что я езжу на «порше».
– Что? Разве можно купить «порше» на зарплату копа?
– Потому что я такой потрясающий. У Алекса Кросса «порше». И у Лукаса Дэвенпорта.
– Ты знаешь этих копов?
Он направился к двери, двигаясь на костылях более плавно, чем я на ногах. По дороге обернулся и сказал:
– И я не буду говорить глупостей и не буду милым, и даже не пытайся заставить меня выглядеть идиотом. А теперь, если ты извинишь меня, я должен идти в салон, выпрямить лобковые волосы и покрасить их в белый цвет, чтобы мой член выглядел как Санта-Клаус. – Он закрыл дверь и громко пукал всю дорогу до машины.
Я вытащил из духовки такитос, дал им немного остыть и вернулся к месту у кухонного окна. Новенький сверкающий «порше» Фальконера развернулся во дворе, пропахав борозду в снегу, и исчез на улице. На самом деле, пока я глядел на него, мне казалось, что это «феррари». Я стал есть такитос.
Пока жевал, свет за мной изменился. На поверхность кухонного стола легла тень.
* * *
Я успел заметить, что у тени не было левой кисти. Тень заговорила:
– Привет!
Повернувшись, я увидел бледную кожу, веснушки и рыжие волосы.
– О, привет! – сказал я. – Я думал, что ты позвонишь.
– Джон подобрал меня на автобусной остановке, пока ты ходил по магазинам.
– Счастливого…
Договорить я не сумел. Эми обхватила меня руками и так стиснула, словно пыталась выдавить из меня весь воздух.
– Я купила кексики! – сказала она. – И оставила их у…
Теперь пришла ее очередь замолчать, когда я стягивал с нее блузку.
– …двери. Пойдем попозже в кубинскую кофейню?
– Угу, конечно, конечно, – сказал я, расстегивая молнию на ее джинсах.
– О, бог мой, Дэвид, они звонят мне без остановки. Я поменяла номер телефона, но репортеры нашли его через два дня. Когда все закончится? Когда все придет в норму?
Кто знает? Мы оба были голыми к тому мгновению, когда она закончила вопрос.
* * *
Я уже почти заснул, свернувшись в кровати рядом с Эми. Она была в спортивных штанах и футболке, которые носила вместо пижамы. Читала рождественскую открытку, лежавшую на моем столе:
– Когда она пришла?
– Пару дней назад, – пробормотал я.
На лицевой стороне была изображена рождественская сцена, под ней шла надпись: «FELIZ NAVIDAD»
[7]. Внутри, нацарапанные красным «Волшебным фломастером», шли слова:
«СЧАСТЬЕ РОЖД ВОЛТУ И ЭМИ И СОБАКЕ».
Обратного адреса не было.
– Так мило! Она также плохо разбирается в именах, как и ты.
– Ммм.
– Дэвид?
– Хмммммм?
– Не знаю, говорила ли тебе, но я кое с кем виделась.
– Ммм. Хорошо. Он хорошо выглядит?
– С психотерапевтом, я имела в виду. Из-за посттравматического стресса и всего такого.
– О. Лады. Это хорошо, конечно. Дай мне знать, если он, э, окажется суперзлодеем.
Я опять уплыл.
– Дэвид?
– Хмм? Что? Уже утро?
– Ты бы хотел всего этого не знать? Типа тебе бы стерли из мозга воспоминания обо всем этом, и ты бы стал как все остальные?
– Ага. Но на самом деле… нет. Если бы кто-нибудь пришел ко мне и предложил то, что ты только что сказала – давай, прими таблетку и все забудешь, – я бы отказался. Я бы побоялся, что забуду и все хорошее. Ведь если я все это придумал, то мог придумать и тебя.
– Конечно, я не говорю, что ты все придумал.
– Именно так бы ты говорила, если бы была воображаемой.
– Хорошо, давай спать.
– Эй, ты сама все начала.
Молчание. Я начал засыпать.
– Я собираюсь перечитать последнюю книгу Маркони, там есть мысль, от которой я никак не могу отделаться, – сказала Эми. – Он говорит, что та часть вселенной, с которой человек может экспериментировать, статистически мало чем отличается от нуля процентов. У нас есть огромная вселенная, триллионы триллионов миль пустого пространства между галактиками, а человек может постичь только то, что перед глазами – маленький туннель в несколько футов в ширину и несколько футов в длину. И Маркони говорит, что на самом деле мы вообще не живем во вселенной, мы живем внутри собственных мозгов. И все, что мы видим, – лишь крохотное отверстие в повязке на глазах; все остальное заполнено нашим воображением. И когда мы думаем, что мир жестокий или хороший, холодный или горячий, мокрый или сухой, большой или маленький, – все это целиком и полностью идет из нашей головы и не из чего другого.
