Он опустил свою пушку.
– Детектив, только мы трое, находящиеся в этой комнате, понимаем, что происходит… А-АХ! – Я простонал, когда паук кусанул опять. Голодный маленький ублюдок. – И… только мы можем это остановить. И если ты нам не поможешь, мы с Джоном останемся одни, а мы – просто пара дебилов. Пожалуйста, сними эти чертовы наручники.
Фальконер думал, как мне показалось, дня полтора, хотя, возможно, всего несколько секунд. Он сунул руку в карман куртки, вытащил крошечную связку ключей, кинул ее Джону и кивнул на меня.
– Держись, – сказал Джон, вместо того чтобы открывать наручники, схватил валявшийся поблизости ботинок и начал изо всех сил лупить меня по руке.
– Ой! Черт побери…
Паук-недоросток упал на пол, и Джон втоптал его в ковер. Потом принялся работать над наручниками и где-то всего после 137 попыток отомкнул их маленьким ключом.
Я поспешно схватил штаны цвета хаки и рубашку, висевшую на стоявшем рядом стуле, и бросился из комнаты. Мы опять захлопнули дверь и напихали полотенца в дыру под ней. Джон раздавил полдюжины жуков, сбежавших в гостиную, и мы вместе успокоили тех, которые ползали по Фальконеру. Я оделся и выскочил наружу через парадную дверь.
– Порядок, – сказал мне Джон, когда мы уже стояли во дворе. – Возьми из дома все, что тебе дорого. У меня с собой зажигалка. Ты знаешь, что твой страховой полис говорит об умышленных поджогах?
– Заткнитесь, – ответил Фальконер. – И ничего не делайте. Дайте мне подумать. – Он выудил из кармана телефон. – Я посвящу вас в одну тайну. Не весь мир против вас. В этом городе мы можем получить помощь от профессионалов, которым платят деньги за то, что они заботятся о безопасности населения. Они дали нам номер федеральной горячей линии, я позвоню туда и опишу все, что здесь увидел. Через десять минут они окружат этот дом, и оттуда даже мышь не выскочит. Я расскажу им все, что вы рассказали мне, и мы разберемся с этой пакостью, как подобает профессионалам. Говорю вам, парни, не надо думать, будто весь окружающий мир состоит из белой швали.
– Ты все еще, ох, не полностью понимаешь ситуацию, детектив, – сказал я, изучая неровную выемку на предплечье. – Есть причина, почему мы не поступили так с самого начала. Есть… ну, скажем так, есть некоторые могущественные люди, которые не только в точности знают, что происходит в городе, но вроде как получают удовольствие от этого.
– То есть мы говорим, – добавил Джон, – что на самом деле весь мир против нас.
– В любом случае мне нужно собрать мои шмотки, – сказал я. – Я не собираюсь оставаться в этой зараженной дыре. – Я посмотрел на Джона: – В твоем багажнике есть свободное место, верно?
– Ага.
– Как насчет ларька с буррито после всего этого дерьма?
– Я тоже собирался это сказать – ты опередил меня на пять секунд.
Фальконер стал звонить, хотя и оставался настороже. Я чувствовал, что он всегда настороже, даже когда крепко спит. Надо действовать аккуратно.
Изучив пол и не найдя ничего шевелящегося, я быстро прошел через дом и вернулся во двор с ноутбуком, мешком для мусора, который набил вытащенной из сушилки одеждой, и почти полной бутылкой водки «Серый Гусь», ее я нашел в морозилке. Еще я забрал из кухни наполовину полный мешок с собачьей едой, на случай, если Молли решит опять появиться.
Я объявил, что взял самое необходимое и уже собрался уходить, но тут меня как ударило – я сообразил, что кое-что забыл.
Стену в гостиной украшал единственный вклад Эми в украшение комнаты: фиолетовый Иисус, выглядящий так, словно его в темноте перерисовали с аэрографии на задней стенке грузовика. Он принадлежал ее родителям, те, скорее всего, купили его в придорожном магазинчике где-нибудь в Нью-Мексико. Родители Эми давно умерли, и эта ужасная картина оставалась единственным предметом, который она сохранила от старого дома. Я снял ее со стены и в последний раз оглянулся. Остальное пусть идет ко всем чертям.
* * *
Снаружи Фальконер уже убирал телефон, и я сказал ему:
– Обойдем дом, мне нужно кое-что тебе показать. В сарае.
– Что именно?
– Ну, я не знаю, и в этом вся закавыка. Мне кажется, тебе лучше увидеть это до того, как появятся федералы. – Обратившись к Джону, я добавил: – Можешь положить мои пожитки в свою тачку? Я хочу показать ему контейнер.
Джон выудил ключи и стал открывать багажник. Я провел Фальконера вокруг двора к все еще открытому сараю и указал рукой на зеленый контейнер, стоявший на присыпанном щебенкой полу, и на загадочные иероглифы, нарисованные впереди.
– Довольно странно, а? Нашли его.
– И?
– Невозможно открыть. Не мне и не тебе. Мы смогли открыть его лишь однажды, и там внутри что-то охренительно странное.
– Хорошо. Я покажу его федералам, когда они приедут…
– Восемь дюймов в состоянии эрекции, – сказал Элмо с полки.
– Я не понимаю, какое отношение это имеет к…
Фальконер замолчал, вероятно потому, что, как и я, почувствовал запах дыма. Он метнул на меня взгляд, который заставил бы извиниться и раковую опухоль, и рванул наружу, как безумный. Фальконер обогнул дом так вовремя, что смог увидеть, как Джон выбегает из парадной двери со своей «зажигалкой» – огнеметом еще времен вьетнамской войны, который мы купили на eBay. Совершенно легально, кстати.
За его спиной пламя превращало мою собственность в дым и золу.
Фальконер сжал челюсть обеими руками и сказал:
– Вы, придурочные белые долбоебы. Что вы наделали?
– Мы решили задачу, вот что мы наделали. Как всегда. Теперь копам здесь делать нечего. Или Национальной гвардии. Или кому-то еще.
Недалеко завыли сирены. Должен сказать, никто не реагирует на неприятности быстрее пожарных.
Фальконер схватил меня, повернул и во второй раз заковал в наручники. А мне было наплевать. В первый раз за два дня я чувствовал себя легко. Все пожирающее пламя ревело в зараженном доме, и все мучения наконец-то закончились. Фрэнки и личинки пауков сгорят, и никакой эпидемии не будет.
10 минут до Эпидемии
«Порше» Фальконера так низко прижимался к земле, что мне пришлось чуть ли не присесть на корточки, чтобы войти в него. Внутри пахло, как в магазине кожаных изделий из торгового центра. Я увидел, что затащил вместе с собой несколько грязных листьев, упавших на незапятнанный ковер, и почувствовал себя так, словно осквернил его. Как можно вести такую машину и не сойти с ума от беспокойства? Как можно в ней есть буррито? Ты будешь постоянно бояться забрызгать ковер жареными бобами. Понятия не имею, как он мог позволить себе такую шикарную тачку, а спрашивать было бы невежливо. Может, он торгует наркотой на стороне.
Мне было очень неудобно сидеть, наручники впивались в поясницу. Зато я видел, как оранжевые языки пламени лизали окно моей спальни, поедали занавески.
