Сцена на телевизоре изменилась и внезапно она поняла, что смотрит на дом Дэвида.
Боже мой!
Он горел.
Что произошло? Знает ли об этом Дэвид? Она подняла телефон, увеличила изображение на телевизоре и сняла горящий дом. Пожонглировав коробкой с кексиками, написала текст одной рукой и послала Дэвиду простое сообщение: «ЧТО ПРОИСХОДИТ». Телефон сказал, что сообщение послано. Кто знает, что произошло на самом деле. Тем временем атмосфера в магазине понемногу накалялась. Люди шептались, плакали, спорили и ругались в телефоны. Кто-то грубо толкнул ее сзади, пробиваясь к двери. Она уронила коробку с кексиками, но та приземлилась правильной стороной, так что Эми решила, что все будет в порядке. Ей нужно найти стул. Нужно сесть, отдышаться, подождать звонка от Дэвида и ни в коем случае не плакать.
На дальней стороне магазина продавали офисные стулья. Все они были заняты, но при виде невысокой рыжеволосой фигурки, размазывающей слезы по лицу, трое парней одновременно вскочили со своих стульев. Она села на тот, который стоял посредине.
Она ждала и ждала. Пыталась звонить, линии были заняты.
Однако дело совсем не так плохо, как она себе представляла. Разве Дэвид не сказал, что они вырвались из города? И что у них все хорошо? Только это и имеет значение. Она внезапно осознала, насколько проголодалась. Что еще можно здесь съесть, кроме противных булочек с корицей в «Синнабоне»?
* * *
Ничего. Спустя десять минут она сидела за столом у окна, отщипывала крошечные кусочки от огромной липкой булочки с корицей и глядела на людей, сходящих с ума на парковке. Время от времени она смотрела на автобус – там лежал ее чемодан, и нужно было удостовериться, что автобус с ним не уедет.
К нему подошел водитель и открыл багажное отделение, чтобы те, кто не захочет возвращаться, могли вытащить свои вещи. Высокий парень в пыльных штанах, с длинными волосами о чем-то попросил водителя, и тот ответил ему «нет». Парень напомнил ей…
– ДЖОН!
Эми выбежала из дверей и помчалась по мостовой так быстро, как только позволяли предназначенные-только-быть-миленькими туфли. Джон изумленно уставился на Эми. А она стиснула его в объятиях, прежде чем он успел сказать хотя бы слово.
– О, слава богу. О, бог мой, Джон. Я не могу поверить, что вижу тебя здесь.
Джон, который все еще обалдело смотрел на нее, наконец сказал:
– Ага, я упал с мотоцикла, но… Блин, я имею в виду, Эми, что думал, будто ты… Не важно. Все разрешилось, здорово. Здорово. Бог мой.
– Ага.
– Нам надо на север, – сказал Джон, – и как можно дальше отсюда. Так далеко, как мы сможем. И там вроде как перегруппироваться. Нужно на чем-то ехать, и я пытаюсь добыть место в автобусе, но, вероятно, это не разрешено…
Внезапно Джон оглянулся. И Эми оглянулась. А потом оба в унисон сказали:
– Где Дэвид?
Откровение
Стервятники. Большие и шумные, ходящие кругами, механические стервятники. Так думала Эми, когда в первый раз в жизни увидела сразу шесть вертолетов, кружащих над головой. Пара новейших беспилотников, остальные выглядели армейскими. Их стрекот, это мягкое жужжание, то усиливалось, то затихало, а лопасти рассекали воздух. Если ты когда-нибудь увидишь над собой больше двух вертолетов, будь уверен – происходит что-то ужасное.
Эми заставила Джона отвезти ее к водонапорной башне и туалетам. Джон подошел к одному на самом краю стройплощадки и открыл его, показав, что это обычный туалет, и что если он войдет внутрь и останется, ничего не произойдет. Она заставила его сделать это раз двадцать. Предположила попробовать остальные два, и он сказал, что уже пробовал, и это тоже самые обычные туалеты.
Эми ненавидела плакать. Даже больше, чем ненавидела блевать. Но она скорее бы блеванула в прямом эфире, чем заплакала бы перед Джоном прямо сейчас. Она и при обычных обстоятельствах была невысокой, но, плача, чувствовала себя так, словно съежилась на пару футов. Она мгновенно становилась ребенком, и все пытались успокоить ее и извиниться за то, что никогда не делали. Всем незнакомцам хотелось обнять ее и приласкать, словно Эми была пятилетней девочкой, потерявшейся на автобусной остановке.
И все-таки она была плаксой. Она плакала, когда люди кричали на нее, плакала, когда расстраивалась и когда смотрела особенно жалостливые рекламные ролики. Но тогда она просто плакала. Не закатывала истерики и не разваливалась на куски. Но все обходились с ней так, как будто она на грани жизни и смерти, и только потому, что ее глаза мгновенно наполнялись слезами.
И теперь, когда Джон открыл дверь туалета и она увидела синие пластиковые стены и почувствовала слабый запашок химикалий для уничтожения фекалий, тут же в слезные протоки словно сунули горячее жало, и она поняла, что они в десятитысячный раз предадут ее.
Стрекот вертолета стал громче; один из геликоптеров, гигантская машина с двумя винтами, опустился очень низко. Она почувствовала, как их пульс отозвался в кишках.
На проселочной дороге появилась и направилась в их сторону черная фура.
– Нам надо убираться отсюда, – сказал Джон, с опаской глядя на машину. – Мы должны перегруппироваться и составить план. Но если они поймают нас, то все кончено, мы не сможем ему помочь.
– Еще один раз.
Джон оглянулся и посмотрел на грузовик, а потом на крошечных из-за расстояния солдат и оранжевое заграждение, которое они тянули через поля, изолируя город. Что-то неразборчивое орал мегафон. Кричали злые и раздраженные люди. Сигналили сирены автомобилей. И все это шло под ужасный глухой грохот вертолетов – саундтрек любого из самых худших сценариев.
Джон сдался. Туалет был только туалетом.
* * *
Ты никогда не испытаешь всех доступных человеку эмоций, пока не попрыгаешь в замораживающий холод по кукурузному полю на спине грязного мотоцикла, рискуя своей дорогой жизнью и ревя навзрыд. Эми с Джоном вернулись в торговый центр, который уже быстро пустел. Они вернули мотоцикл к пикапу, прислонив его к заднему борту, потому что не смогли поднять в кузов. Быть может, владелец решит, что он упал.
Машины, одна за другой, выезжали и устремлялись на хайвей, потому что пошли слухи, будто карантин собираются расширить вплоть до торгового центра и даже на несколько миль за него, но кто знает, было ли это правдой.
«Грейхаунд» загружался пассажирами, готовясь выкинуть их на тех остановках, где они сели. Эми подумала, что может убедить водителя взять Джона – в конце концов, парень сделан не из камня, – но Джон решил, что тогда детектив легко найдет их, если решит отправиться за ними по следу. Это имело смысл. Она забрала свой чемодан и смотрела, как автобус без них тяжело выезжает на дорогу. Правильное решение, но теперь они здесь застряли.
* * *
Всю оставшуюся жизнь Эми больше не могла есть в «Синнабоне». Они сидели за тем же самым столом, за которым сидела она, когда часом раньше заметила Джона. Тот время от времени хватался за свой мобильник, поначалу пытаясь позвонить городским друзьям и узнать, были ли они за городом, когда началось это сумасшествие. И ни разу не сумел. Тогда он попытался позвонить некоторым знакомым вне города, но у тех из них, кто ответил, были свои неприятности.
