Стойка с тампонами сияла девственной пустотой. И полка с презервативами, как она заметила, хотя это показалось ей, хм, слишком оптимистичным. Она успешно приобрела несколько тюбиков пасты для чувствительных зубов и фирменный дезодорант, который не вызывал у нее сыпь. И последнее – отдел сладостей. Твиззлеры исчезли, зато она купила немного лакричных конфет «Ред Уайнз», вкус которых напоминал несвежие твиззлеры.
Она могла бы делать круги по магазину до конца дня, обдумывая товары, которые могли понадобиться ей и Дэвиду, но уже опаздывала, и если Джон придет на место встречи, а ее не будет, он может перепугаться до смерти.
* * *
В сообщении Эми попросила Джона подобрать ее на остановке автобуса перед огромным мексиканским рестораном, который было невозможно не заметить. Она взяла с собой только одну смену одежды и подушку, и набила сумку лекарствами. С ее спиной подушка – суровая необходимость. На другой подушке она спать просто не сможет. У них там может быть все, они могут послать ее в карантин, одетой в мешке из-под картошки. Но уж подушку у нее не отберут.
На остановке автобуса она оказалась за три минуты до одиннадцати, и ровно в одиннадцать увидела, как белый «Бронко» поворачивает из-за угла. Она глубоко вздохнула и благодарственно помолилась.
14 часов до резни в лечебнице Фирф
Спустя два часа Эми все еще сидела на остановке автобуса. Из-за угла появился вовсе не Джон и не «Бронко», совсем другая марка. За рулем сидела какая-то деревенщина.
Она в пятый раз позвонила Джону. Автоответчик.
Когда она повесила трубку, мимо нее по тротуару прошли два парня с дробовиками. В центре города средь бела дня.
Она замерзла, сидя на остановке с подушкой на коленях; попа закоченела. Она позвонила на стойку регистрации мотеля Джона и попросила проверить, дома ли он (не проверили). Она позвонила Нише и спросила, звонил ли он (нет).
Только не плакать. Вплоть до дальнейших уведомлений она ввела правило «не плакать». И съела полдюжины лакричных конфет.
В квартале от нее остановился кроссовер. Из него вышли четыре парня. За спиной каждого висел тяжелый пластиковый чехол, в котором, судя по форме, находилась винтовка. У некоторых были небольшие кейсы; ей показалось, что в них револьверы или какое-то другое оружие, поменьше. Все они направились в одном направлении.
Она опять уставилась на телефон, желая, чтобы он зазвонил.
* * *
Наконец, примерно в 13:30, Джон ответил на ее звонок.
– Алло?
– Джон! Бог мой. Ты где?
– Я, э, в мотеле. Что случилось?
– Ты имеешь в виду то, что случилось со мной? Я здесь, на остановке автобуса.
– Лады, ты собираешься сесть на автобус и приехать сюда или…
– Что? Джон? Сегодня воскресенье.
Пауза.
– Что, в воскресенье не ходят автобусы?
– Джон…
– Ну? Что случилось? Ты плачешь?
Она попыталась восстановить самообладание, но не сумела.
– Алло? Эми?
– Джон, сегодня мы собирались поехать в город. Повидать Дэвида.
– А, да, верно. Я не слышал твои сообщения… только сейчас. Мой мобильник не работал, сеть упала – мне кажется, из-за множества звонков и…
– Ты приедешь?
– Ой, нет, не думаю. Сегодня мне нехорошо, я по-настоящему болен. Наверно, отравился едой. Вероятно, в мотеле что-то произошло, все жалуются. Но это даже к лучшему. Мне кажется, нам лучше остаться. Но я занимаюсь поисками очень активно. Оказывается, правительство опубликовало на своем сайте список имен. Я еще его не смотрел, но разреши мне дать тебе адрес…
Эми прекратила разговор и выключила телефон.
Она разозлилась так, как не злилась никогда в жизни. Десять раз глубоко вздохнула, пытаясь вспомнить технику, которой ее обучали на занятиях по медитации (кто-то заявил, что таким образом можно контролировать боль не хуже болеутоляющего, ха-ха-ха).
У нее оставалась только одна возможность. Она вынула из сумочки листовку с зомби, развернула ее и набрала номер, который парень продиктовал во время пресс-конференции.
Пройдя через пункты голосового меню, она добралась до оператора:
– Э, привет. Меня зовут Эми Салливан. Моего парня зовут Дэвид Вонг. Именно из его дома началась инфекция. Мы оба были там. У меня симптомы. Мне кажется, меня должны были поместить в карантин, но я в двух часах езды, и мне не на чем ехать.
Долгое молчание на другом конце линии.
– Пожалуйста, подождите.
Через минуту заговорил дружеский мужской голос:
– Мисс Салливан?
– Да, сэр.
– Мы приедем за вами. Оставайтесь там, где вы находитесь. Не паникуйте.
– Хорошо. Вы знаете остановку автобуса перед…
– Мы знаем, где вы находитесь. Мы будем через полчаса. Пожалуйста, оставайтесь там, где вы находитесь. Если к вам кто-нибудь подойдет, попросите его остановиться в пятидесяти футах от вас. И не волнуйтесь.
Тридцать минут? Значит, у них есть люди в городе.
Она повесила трубку и откусила от «Ред Уайнз». Она чувствовала себя очень глупой. Это именно то, что надо было сделать намного раньше. Она окажется в Неназываемом еще до темноты.
13 часов 30 минут до резни в лечебнице Фирф
Темнота. Жажда.
До этого я попадал в больницу только раз. У меня были контузия, несколько порезов, и раздробленная глазница – в аварии, – и небольшая огнестрельная рана – не в аварии. Смутно это помню, потому что период жизни, в который все это произошло, почти стерся из памяти. Но одно помню совершенно отчетливо – длинное, медленное и неустойчивое возвращение сознания, последовавшее за выходом из искусственной комы. Изображения и запахи дрейфовали в тумане бессмысленной логики сна, и казалось, что без меня мир прыгнул во времени вперед. И жажда. Эта была похожа на ту.
Я твердо помнил, что вошел в Порта-Потти и вышел из сортира ББ в кричащую и толкающуюся толпу, собравшуюся за магазином. Людей туда согнала Национальная гвардия – смущенные испуганные юнцы с автоматами без защитной одежды. Кто-то начал стрелять, рядом со мной взорвалась голова, как и баллон с газом, и мертвый парень рухнул в дверь, из которой я только что вышел.
С тех пор прошли дни. Это я знал. Чувствовал по боли в суставах. И смутно помнил циклы: сознание и потеря сознания, опять сознание, ночной сон, приход и уход дня, который мало отличался от темноты. Меня куда-то несли, потом опять возили по коридору на каталке. Я вспомнил, что мне поставили капельницу, потом сняли, потом опять поставили. В какое-то мгновение я оказался на воздухе, за изгородью, говорил с другими людьми. Вспомнил крики и панику. Все это мгновенно пронеслось в мозгу, как свет фар, на секунду осветивший ночную спальню. Пронеслось и исчезло. Бессмыслица.
