Мой дом выходит окнами на другой дом, такую же многоэтажку. И окна соседней
многоэтажки смотрят на похожее здание. И только десятый от нашего дом, я
считала, стоит у моря. Если бы все раскрыли настежь окна, убрали бы занавески,
то из нашего окна напролет было бы видно воду. Поэтому я всем говорю, что мы
живем с видом на море.
И это даже ничего, что наше море холодное. Бывает, мы с мамой усядемся
вечером на подоконнике, высматриваем в темноте парусники и слушаем, как шумят
волны. Папа делает вид, будто ему тоже что-то заметно, но на самом деле он
скорее услышит, как капает вода из крана на кухне, такой уж он.
Вот и сейчас мы вглядывались в шторм и даже не заметили, как папа вернулся с
телефонной трубкой:
— Тебя.
Я нехотя взяла трубку, а папа развел руками — мол, что я могу поделать?
— Тин! — заверещало в телефоне. — Хватит пялиться в окно!
Так вот, меня зовут Тин и мне четырнадцать. Тин — это от Алевтины. Назвали
же родители! Но они оправдываются — говорят, в голову больше ничего не
приходило. А я тогда подсказать еще не могла. Удивительно, как это взрослые
всегда умеют выкрутиться. Я считаю так — раз не можете придумать ребенку имя –
оставляйте безымянным. Пусть выберет сам, когда подрастет.
А в трубку кричит Сашка. Это моя лучшая подруга. Она сумасбродка — не такая,
как я. Мне кажется, я скромняга. Но мой папа говорит, что мы одного поля ягоды.
Сашка живет в соседнем доме, как раз напротив наших окон. Она прилично
загораживает мне море, ставит психологические кордоны. И еще ей в этом помогает
ее младший брат Федька. Если сама Сашка закрывает море на две трети, то вместе с
Федькой они перекрывают его на три четверти. Настоящая плотина.
— Хватит пялиться! — кричит Сашка. — Вы уже два часа на меня смотрите! Я вам
знаками показываю, чтобы не смотрели, а вы смотрите и смотрите!
Мы с мамой переглянулись, и я ненароком глянула на Сашкино окно. Сашка
размахивала руками.
— Даже мечтать не смей, что мы глазеем на тебя, — сказала я. — Мы любуемся
штормом. Видела, какие волны?
— Брось выдумывать! — разволновалась Сашка. — Ты сделала лабораторную по
химии? Не забудь, мне ее еще списать надо! Бред какой!
— Жалей нервные клетки, — посоветовала я.
— Что их жалеть! Они бы меня пожалели!
Я вздохнула и села к кухонному столу. Сложила горкой раскатившиеся по
столешнице апельсины, достала учебник по химии.
— Будешь работать за двоих? — спросил папа.
— Чего только не сделаешь ради лучшей подруги, — вздохнула я, а сама
подумала, что лучше поработать за двоих, а то она съест меня с потрохами.
Когда дружишь, всегда приходится с чем-то мириться. Потому что оказывается –
те, с кем дружишь, не такие, как надо. И совсем уж не такие, как ты. Сашка
взрывная, несуразная и иногда меня пугает. Но все же мы дружим, и я делаю
лабораторные. Такая вот взаимовыручка.
Через час я сфотографировала домашнее задание и отправила Сашке. Та тут же
примчалась ко мне, махнула рукой моим родителям, схватила апельсин и заявила,
что у меня непонятный почерк. Было двенадцать ночи. Папа тяжело вздохнул и
скрылся в комнате.
— Вы плохо воспитываете свою дочь, она неразборчиво пишет, — заявила Сашка
моей маме.
— Да, да, — покорно согласилась мама.
— Еще она у вас учит уроки на кухне, — добавила Сашка.
— Да, — снова кивнула мама. — Еще она у нас учит уроки.
Папа в соседней комнате погромче включил музыку, хоть было уже поздновато.
По-моему, он Сашку немного побаивается. Точно так, как раньше я побаивалась
этого большого, красивого и шумного города.
Еще три года назад мы жили в небольшом городке. Троллейбусные маршруты в нем
можно было пересчитать по пальцам, трамваи я видела только на картинках. Люди по
улицам ходили хмурые, и самым большим счастьем для них было показать, насколько
они круты. Там очень любили повыделываться. Нам с мамой это ужасно не нравилось,
а папа только махал рукой и говорил, чтобы мы не обращали внимания. Но как не
обращать внимания на людей, слишком громко говорящих по мобильнику не для того,
чтобы договориться о чем-то, а чтобы показать рядом идущим, что у них есть
мобильник и они могут долго разговаривать? Особым шиком в нашем не таком уж
жарком городе была установка кондиционера — желательно, чтобы он был выведен не
через окно или через балкон, а торчал одиноко на пустой стене дома. Для этого
боковые стены домов дырявили. Мне было жалко их.
Было жалко и людей — что им интересны только сплетни и самая обычная жизнь,
в которой главное для мальчиков — найти хорошую работу, для девочек — удачно
выйти замуж.
Мне же хотелось, чтобы у меня был весь мир.
Я любила музыку, старалась даже в нашем городе высмотреть интересных людей,
но их не находилось. До пятого класса я ходила в танцевальную студию, но там на
меня орали. Даже не знаю, почему. Наверное, потому что орали на всех.
В шестом классе я стала писать песни. Сейчас они мне кажутся наивными и
детскими. Тогда я напевала их сама себе по ночам, глядя, как по ночным стенам
проносятся тени. Теперь у меня получаются другие песни (правда, я пишу их без
музыки, просто слова), выкладываю на своей страничке, многие хвалят. Сашка
завидует. Хотя сама здорово рисует — я так не умею.
Приезжая в свой старый город (мы изредка ездим туда к бабушке), я сразу
переставала чувствовать себя человеком. Мне сразу же хотелось обратно — в
большой город с шумными и широкими проспектами. С людьми, у которых такие разные
лица. Которые и не подумают выделываться. Мне вообще нравится смотреть на людей