— Десятиклассники уроды.
Все ясно. Мальчик в переднике успел разбить ей сердце. Видимо, у нее на него
были большие планы. Я опустила ладонь ей на лоб и погладила по голове. У Сашки
были чуть вьющиеся светло-каштановые волосы по плечи. Лицо у нее немного
побледнело, веснушки стали еле заметными.
— Бедный ребенок, — сказала я ей.
— Угу, — жалобно пискнула Сашка. — Жалей меня, жалей.
И вот мы сидели, в спину через стекло мне светило солнце. И в голове у меня
почему-то крутилась песня про звездный свет [1]. Не моя песня, нет, чужая. Но
она была как будто моя… О том, что наши надежды и ожидания — это черные дыры в
космосе. Так ведь оно и было — посмотреть только на Сашку и ее разбитые мечты.
Или на меня. Да, у меня есть родители, друзья в школе. Сашка есть, в конце
концов. Но я все же чувствовала себя одинокой. Если так подумать, то никто мне
сейчас не нравился, и что самое страшное — никому я была не нужна. Так, чтобы
навсегда. Чтобы ни минуты друг без друга. Тот, незнакомый человек в моих мечтах,
был и не человеком вовсе, а так, призраком: выдуманным, ненастоящим, таким,
какого не может быть на самом деле. Никогда.
[1] Имеется в виду композиция группы Muse «Starlight».
«Мне просто хотелось держать тебя в своих руках», — звучала песня в моей
голове.
Я вздохнула.
Говорят, взрослые терпеть не могут подростков. Что они, как стихийного
бедствия, боятся переходного возраста. И ждут, когда мы вырастем. Когда станем
умными и рассудительными, не будем метаться из стороны в сторону, точно будем
знать, что нам нужно. Но я точно знала одно — что не изменюсь.
Взрослым легко вычеркнуть несколько лет из нашей жизни. Сидеть и пережидать
их, как мыши в норе ждут, когда коту надоест их караулить. Я слышала, что
некоторые и вовсе мечтают, чтобы возраста где-то между тринадцатью и двадцатью
годами у человека не было. Тогда никаких проблем. Был человек ребенком, стал
человек взрослым. Раз — и готово. И не сидели бы мы с Сашкой сейчас на
подоконнике, и не светило бы мне в спину солнце.
И не вертелась бы у меня в голове песня, и не была бы она мне так
пронзительно близка. И вообще — меня, такой, как сейчас, не было бы. Даже
подумать страшно.
Сашка подняла голову и посмотрела в окно. Там, по двору школы, неуверенно
шел какой-то парень. Он был примерно нашего возраста. Сашка оживилась:
— Тин, смотри-ка, новенький!
Иногда я совсем не понимаю, как Сашка думает, по каким таким путям ходят ее
мысли. Вот почему она решила, что этот парень — новенький? Он может прийти в
школу за братом или сестрой, или просто любуется, какое у нас красивое
стандартное здание.
Сашка объяснила:
— Видишь, он вполне уверенный в себе человек. Но сейчас ведет себя как
последний трус. Потому что не знает, чего ждать. Потому что новенький. Пойдем!
И Сашка потащила меня к главному входу.
Парень тем временем зашел в школу, переобулся (какой примерный!) и огляделся
по сторонам. И перед ним возникла Сашка. Она спросила в лоб:
— Новенький? Мне сказали тебя встретить и провести до класса.
Парень нерешительно кивнул. Я пристроилась рядышком.
— Зовут? — строго поинтересовалась Сашка.
— Юра… Юрий Угорелов.
Сашка наклонилась ко мне и шепнула:
— Сегодня пожароопасный день, — а Юре сказала: — Класс?
— Восьмой «Б», — сказал Юра.
Вот это да! К нам новенький! В наш класс! Я присмотрелась к нему
повнимательнее. Он был вполне симпатичный. Большие глаза с длинными ресницами,
темные брови, густые и жесткие черные волосы. И в то же время было что-то
азиатское в его внешности. На нем были джинсы и рубашка в синюю клетку. Не
очень-то нарядно для первого дня в школе.
— Пойдем, — важно сказала Сашка, и направилась не к нашему классу, а в
корпус начальной школы.
Я старалась скрыть улыбку.
— Только учти, — грозно сказала Сашка. — Класс там особенный. Что бы ни
происходило, не удивляйся. У нас другие методы обучения. Забудь все, к чему ты
привык!
Юра Угорелов неуверенно кивнул. Сашка же подошла к кабинету второклашек и
остановилась. Она поучала:
— И не вздумай смеяться над нашими учениками, какими бы они не оказались!
— Конечно, — сказал Юра.
Я попробовала стать серьезной и строго сказала Сашке:
— Он взрослый и толковый человек. Он все понимает.
А Сашка сказала:
— Сейчас я предупрежу класс. Стой здесь.
Она зашла в кабинет, я шмыгнула следом за ней.
— К вам просили привести новенького, — негромко сказала Сашка. — Только не
смейтесь над ним. Человеку восемь лет, а выглядит, как старшеклассник.
Учительница кивнула, а Сашка пригрозила второклашкам:
— Смотрите мне!
Потом мы вышли, сказали Юре Угорелову: «Заходи», и сами побежали прочь.
Только добежав до нашего класса, мы остановились и отсмеялись.
— Ничего! — смеялась Сашка. — Если умный, сразу придет сюда.
— А если глупый, проучится до конца года с второклашками! — хохотала я.
На шум выглянула учительница по русскому и гневно посмотрела на нас. Сашка
развела руками:
— В туалете была огромная очередь!
Оставшиеся пять минут урока мы просидели в классе.
На переменке мы стояли в коридоре и о чем-то беседовали с одноклассниками. К
нам подбежала стайка мальчишек-третьеклашек с рыжим Федькой во главе.
— Тин! — окликнул меня Федька.
Я повернулась. Федька сделал шаг вперед и, насупив брови, спросил:
— Будешь со мной встречаться?
— Буду! — с легкостью ответила я.
— Видали?! — хвастливо спросил Федька третьеклашек, и они шумно умчались к
