— А ты что здесь делаешь?! — прошипела Оля.
Варя отшатнулась и больно ударилась головой о настольный светильник. Лампа обиженно качнулась, возвращаясь в привычное положение. Варя растерянно потерла заспанные глаза. Во Дворе совсем стемнело. Все так же густо сыпал снег. Оранжевых комбинезонов нигде не было видно.
Ночью в спальню заглянула мама. Она гладила Варины волосы и смотрела с такой нежностью, что во сне сырое подземелье обрастало зеленой травой, из которой пробивались огромные бутоны невиданных цветов. Желтые глаза терялись в зарослях, а бездонная пропасть… нет, пропасть оставалась на месте. Дышала смертоносной чернотой с запахом арктического холода. Пропасть ждала. Пропасть звала. И не было сил противиться этому зову. Голос был странным образом похож на ее, Варин. От него сотрясался Двор и с крыш домов сыпались сосульки, а шапки сугробов вокруг детской площадки оплывали горящими свечами.
— Ле-то! — звала пропасть. — Лето! Ле-тоооо!
От этого настойчивого зова Варя раскрывала глаза и подолгу смотрела на верхний ярус кровати, не в силах сообразить, где она. Матрас наверху поскрипывал от тяжести двух детских тел, тоненькие смешки сестричек Ярвинен рассыпались разноцветным бисером. Из швов старых подземных перекрытий на лицо Варе сыпалась сухая пыль.
Часть 2
Семнадцатого декабря Варя нарядила елку. Это был их с мамой ритуал, сотканный из множества мелких деталей, наполняющих праздник волшебством. Мама пекла пирожки с корицей, и нежный аромат держался в квартире еще несколько дней, а Варя заваривала чай с лимоном, но без сахара. Раньше, на старой квартире, с антресолей извлекались покрытые пылью, целый год не видевшие света ящики с игрушками, перехваченные скотчем пакеты с гирляндами. Искусственная полутораметровая ель собиралась обстоятельно, неторопливо, обрастая колючими ветками. А вечером они с мамой вырезали из бумаги снежинки, оленей, снеговиков и мамонтов…
И пусть игрушки и елка были новыми, недавно купленными в магазине, мама почувствует, что квартиру украшают без нее, и вернется, потому что они всегда делали это вместе. Всегда! Со всей искренностью детской веры Варя надеялась, что ее маленькая хитрость сработает. Вот только без мамы по комнатам не плавал аромат корицы и выпечки, снежинки больше напоминали ядовитых пауков, да и елка получилась кособокой, болезненной. И как будто этого было мало, закончился лимон.
Конечно, дело было не в лимоне. Но Варя упрямо цеплялась за последнюю соломинку. Может быть, тогда сработает невидимая предновогодняя магия и утерянное вернется? Вернется настроение, а вместе с ним — мама. Решительно, как полярник, штурмующий Арктику, Варя собралась в магазин.
По правде сказать, в магазин следовало сходить давным-давно. Хлеба в доме не было уже три дня, а вчера закончились яйца и масло. Вермишелевый суп, сваренный еще мамой, прокис. Гречку с мясом Варя доела сегодня утром. К тому же хотелось чего-нибудь вредного; чипсов, например, или шоколадных конфет. Лимон был всего лишь удобным предлогом.
На улице начинало заметать, и Варя еще дома накинула капюшон на теплую шапку и затянула тесемки. Наверное, поэтому она не услышала, как открылась дверь соседней квартиры. Когда на плечо ей легла широкая грубая ладонь, Варя подпрыгнула, еле-еле удержавшись от крика. Сердце колотилось прямо в горле, пришлось громко сглотнуть, чтобы отправить его обратно в грудную клетку.
— Варвара, как там мамочка твоя? — игнорируя приветствие, пробасил знакомый голос.
Варя вздохнула с облегчением, но тут же поспешила закрыть дверь на ключ. Соседка, Екатерина Дмитриевна, была женщиной доброй, отзывчивой, но страшно бесцеремонной. С нее станется зайти проведать. Варя уже неделю потчевала соседку байкой про мамину болезнь.
— Здрасьть, Екатерина Дмитриевна. — Варя серьезно, по-взрослому, кивнула. — Мама отсыпается. С утра температура поднялась, даже врача вызывали. Он ей укол сделал, велел не тревожить. Сказал, к вечеру будет получше.
— Ага, ага… — Соседка скрестила толстые руки на обширной груди.
Грубое лицо, точно наспех вырубленное из гранита, выражало озабоченность и недоверие. Могучие брови сходились на переносице. Кажется, Варины сказки казались соседке все менее и менее правдоподобными. Что ж, еще одна проблема, решения которой в системе детских координат попросту не существовало. Варя могла отодвинуть ее, на время замести под ковер, но решить окончательно этот вопрос могла только мама.
Варя уже писала с маминой почты на ее работу, врала, что сильно заболела, потеряла голос и не может говорить по телефону. Обещала принести больничный лист, как только доктор ее выпишет. Она звонила в школу и, коверкая голос, представлялась Еленой Михайловной Лето, мамой Вари Лето. Варя болеет, снова врала она и также обещала принести больничный лист. Врать соседке было не в пример проще. Ей хотя бы больничный не требовался.
— Я вчера Леночке бульон куриный сварила, звонила вам все утро, так вы двери не открываете.
— Простите, Екатерина Дмитриевна, это я звонок отключила, — чувствуя себя отвратительно, понимая, что утопает в собственной лжи, но не в силах ничего изменить, Варя постаралась, чтобы ее голос звучал виновато. — Доктор сказал, маме нужно больше спать, и просил ее совсем-совсем не беспокоить.
Лоб соседки разгладился, брови вернулись на место. Кажется, ответ ее удовлетворил. На время.
— Ну, раз доктор сказал, то конечно, — многозначительно пробормотала она. — Повезло твоей маме, такая у нее дочь помощница.
Варя скривилась, как от зубной боли. Хороша помощница! Это из-за нее мама пропала! Из-за нее! Она скомканно попрощалась с соседкой и торопливо выскочила на улицу.
— Ты, если что понадобится, не стесняйся, заходи, — летел ей в спину гулкий бас Екатерины Дмитриевны.
Зимний ветер злорадно съездил по лицу колючей снежной метлой. Варя сгорбилась, спрятала нос под вязаным шарфом. Навстречу ей двигались такие же согнутые ветром, запеленатые в зимние одежды мумии. Метель стучалась в стекла, громыхала свесами, завывала в водостоках. Казалось, холод вечен, как вечны острый пронзающий ветер, сугробы вместо травы и черные каркасы деревьев.
В «Бородинском», у лотка с овощами и фруктами, пахло погребом. Снулый охранник мазнул по девочке равнодушным взглядом и принялся обкусывать ноготь на большом пальце. Варя сложила в корзину заветный лимон, яблоко и пару бананов. Прошлась по отделам, прикидывая, чего нет в холодильнике. Молоко, упаковка йогурта, пачка овсяной каши с фруктами и орехами, пачка сосисок, макароны, буханка черного хлеба; корзинка становилась все тяжелее.
В короткой очереди у кассы Варя заглянула в кошелек. В отделе для купюр сиротливо лежали две сотенные бумажки. Еще в кармашке для мелочи набралось монет почти на пятьдесят рублей. Варя закусила губу, раскачиваясь с пятки на носок. Мужчина перед ней расплатился и вышел, унося два огромных пакета. Кассирша со скучающим видом посмотрела на Варю.
