– Проша, – обратился я к физику, – а если это твое устройство придет в негодность? Любой фильтр приходит когда-нибудь в негодность.
– В негодность он придет, когда выработается активированный уголь, – быстро ответил физик и выглянул на меня из-за головы Кости.
– То есть? Давай по порядку.
– Уголь забирает растворенные вещества из воды не бесконечно, – принялся разворачивать мысль Прохор.
Я подумал, что не зря, похоже, беспокоюсь, вот точно он у меня еще один противогаз экспроприирует. А лекция о фильтрах тем временем обрастала подробностями, Проша увлеченно рассказывал:
– У него максимум есть. Чтобы понятно объяснить – ну, как тряпкой руки масляные много раз подряд вытирать. Руки чистые, чистые, и вдруг тряпка уже вся в масле и только пачкает. Просто меняешь фильтр.
– Который из них? – опять спросил я. – Тряпку, уголь или труху внутри противогаза?
– И то, и другое, и третье, – кивнул Проша.
Точно физик задумал второй противогаз умыкнуть, понял я. Диверсант от науки.
– Не будем тряпку менять, – почти хором сказали мы с Алексеем и заржали, переглянувшись. Эк нас от воды этой переклинило.
Вижу, Петр Иванович нос почесывает, силится не поддержать нас. Но плохо получается – смеется и отворачивается, чтобы Прошу не обидеть, наверное.
– Ни фильтр, ни уголь менять смысла никакого, – махнул рукой штурман, – раз угля все равно надолго не хватает.
– Н-да, водица так себе, – сказал все-таки бортстрелок.
– Да! – торжественно выпалил радист.
– На лекарство ее, – подвел итог я.
Проша покраснел, засмеялся, обвел наши лица взглядом и сказал:
– Так я же предупреждал. Будто мне она нужна сто лет. Взял водоочистительный прибор и спрятал позади бревна, сев на бревно сверху.
Воцарилась тишина. Надо было выдвигаться на просеку, но все сидели притихшие. Неудобно было, что мы так ополчились на эту воду, я ведь сам и просил что-нибудь придумать.
Да и, признаться, противогаз меня волновал меньше, чем эта противная вода. После чая вспотели совсем как в бане. А может, это от лекарства, которым фильтр воняет? – насторожился я, прислушиваясь к организму. Нет, мой организм просто хотел спать. Джунгли исходили полуденным зноем, одуряющим звоном и треском, иногда раздавался тяжелый шаг пасущейся поблизости туши.
– Игуанодон, наверное, – известил нас полусонно Прохор, нарушив молчание и разрядив обстановку.
– Не опасен, не? Игуанодон этот? – подхватил борт-стрелок, сидевший рядом, уткнувшись подбородком в ладонь. Потряс головой, просыпаясь, и взялся за винтовку. – Пойду поохочусь. Завтра мое дежурство. Подай-ка мне патронташ, Костя.
Патронташем у него был подсумок из-под противогаза, похоже, самая полезная его часть.
Петр Иваныч в трусах, в сапогах, с кобурой и подсумком на поясе и винтовкой на плече пошел по тропинке, уходящей к берегу. Там, в низинке, много кустов с птеродактилями. Но в луже, что оставалась после прилива, водились руконогие рыбы. Только поймать пока ни одной не удавалось. Издали видишь – сидят у берега, головы наружу выставили, подойдешь, и нет их, как ни бывало. Пробовали в воде шарить, гимнастеркой ловить – ничего. Костя высказал предположение, что они в ил зарываются, как караси. Но не лопатой же ил копать.
Может, в этот раз нам повезет, и в меню на ужин появится что-то еще, кроме крылатых. Хотя сомнительно, до сих пор подстрелить никого не удавалось. Седая голова стрелка скрылась в лесу. Вслед ей поднялся рой пляшущей мошкары.
– Чертовы джунгли, – вдруг сказал Костя, – попали мы в переплет так попали. Даже Галюченко больше не поет.
– Какой же охотник голосить будет, когда дичь вокруг, куда ни плюнь, – ответил я, слушая, как в зарослях шумно выдохнул зверь, судя по выдоху, крупный. – Ну и сам тоже дичью может стать. Что нельзя не учитывать. Однако пора на работу выдвигаться.
Глава 16
За «говядиной»
Те два вулкана, которые Костя нанес на карту еще в первый день, постоянно оживляли нашу жизнь. Один из них будто дремал, а второй примерно раз в сутки выплевывал черное облако пепла. Ветер приносил эту тучу мусора в лагерь. Каждый раз пепел попадал в котелок с варевом, и каждый раз Петр Иваныч потрясал руками в небо. При этом земля чуть вздрагивала под ногами, а может, просто казалось – вулкан все-таки. И бортстрелок начинал ходить на полусогнутых.
Так было и сегодня. Петр Иваныч широко расставил ноги и согнулся над котелком. Алешка с Костей издыхали от смеха, а Проша улыбнулся и протокольным голосом сказал:
– Петр Иваныч, сила выбросов пепла такова, что можешь не волноваться.
– Да чтоб тебя перекособочило, – ответил без указания адресата Галюченко, по-прежнему стоя на полусогнутых, снимая пену и пепел с похлебки на потрошках, как он называл это блюдо.
Варево это, что с пеплом, что без пепла, пахло курицей, а на вкус напоминало куриные яйца.
– Иваныч, – вдруг обратился к нему Костя, – ты вроде мужик возраста не призывного. Вон – по отчеству тебя называем. Иногда. Как в пехоте-то оказался?
– Та я к свояку в гости поехал, выпили маленько, так и получилось.
Мы окончательно проснулись от дремы – послушать про заезд в пехоту по пути к свояку не каждый вечер приходится.
– Не увиливай, – подхватили Алексей с Прохором, – давай подробности.
– Свояк у меня в Ростовской области, давно не виделись. Как прополка закончилась, дай, думаю, навещу, пока уборка не началась. Выгнал самогону побольше, да и сменял его в сельсовете на справку. Председатель у нас хороший, за первач обо всем договориться можно. Бумага – честь по чести, неделя отпуска с разрешением отбыть в Ростовскую область.
Доехал, встретились. Поговорили, как полагается, выпили чуть. Просыпаемся дней так через пять, выходим на улицу, а уже и войну объявили. Ну, надо похмелиться, потом на посошок и до дому. Как там мои, когда война в стране? Да не получилось по придуманному. Попутку день ловил. Пока до Ростова добрался, пассажирские уже не ходили. Понемногу стал двигаться до Киева, где подъеду, а где по-нашенскому, пешком, – месяца будто не бывало. Гутарят – немцы в Житомире уже. Про Винницу спрашиваю – не знают, но человек нашелся – и в Виннице, говорит, и в Белой Церкви немцы. Куда податься? Поспал пару раз на вокзале, народу там все больше, суматоха. Одни в Казахстан бежать хотят, другие только до Киева и добежали. Мне-то домой надо, но не попасть никак. Помозговал я, да и пошел военкомат искать, получалось, с оружием-то побыстрее до дому доберусь, чем с бабками на узлах сидючи.
– И что, взяли? Без прописки?
– Не зараз, но взяли. Сначала лейтенант, вертлявый, меня в комнату позвал. Давай кричать, вроде я шпионом на фронт пробираюсь. Я и спрашиваю – чего это ты такой испуганный? До немцев, говорю, далеко еще, не бойся. Он громче орать, а зря – на крик военком зашел, совсем старый майор. Спокойный. Как, говорит, я тебя возьму? Без документов, да и год рождения твой не призывается? Вот справка, показываю, у вас же в руках, на селе других документов не бывает. А года в ней не написано. Зачем мне год рождения – к свояку съездить, в самом деле. Я и двадцать пятый говорить буду всем, если надо. На том и порешили, что лет поменьше напишет.
