Вот все и объяснилось самым неприятным образом. Хотя, может, и не самым – мы все-таки не с динозаврами общаемся, а с людьми говорим. Хотя и не говорим, языка-то не понимаем, но все равно так лучше.
И странному собранию самолетов объяснение простое – выставка антиквариата. И триплан, и Як, даже наш «ланкастер» с налетом меньше десяти часов, и даже мы сами – все антиквариат. Но только думается мне, что многие из этих пилотов, может, даже и просто любителей, в воздух поднимут такие машины, которые я и в глаза не видел. Хотя бы вон ту стрекозу…
Алексей и Костя лежали на траве и смотрели в небо, на белые облачные росчерки – следы самолетов, идущих на высоте. В наше время такие следы были редкостью, а сейчас, похоже, к ним привыкли. Обыденное небо сейчас, в будущем, перечеркнуто такими вот следами.
Там, в высоте, настоящие самолеты. И пассажирских, наверное, много, почтовые, военные, само собой. Интересно, как высоко сейчас летают? Наверное, в стратосферу каждый авиатор поднимался… туда, куда у нас – только ценой жизни. Сколько Осоавиахим-1 взял? Двадцать тысяч шестьсот метров, рекорд высоты. Все погибли тогда.
Ребята смотрели вверх, то ли мечтали, то ли завидовали, а я, сам не знаю почему, не мог оторвать взгляд от машины, легкой, будто игрушка, похожей на стрекозу, которая и не летала почти – поднялась метра на два от земли, сделала круг и села. Но как она это сделала! Застрекотала, и – вертикально, без разбега. Круг небольшой, метров двести. И села так же вертикально, строго на прежнее место. Что ей джунгли, зачем ей полоса!
Пока не взлетела, я думал – автожир, в авиашколу привозили маленький. Планировалось по одному полету на курсанта, но до меня очередь тогда не дошла – поломался, хорошо хоть, никто не разбился. Оказывается, не автожир, а вертолет, в эскадрилье только слухи ходили, вроде у немцев на флоте есть такие машины. Нам даже профилей не показывали, а может, и не добыла разведка их профили. Вот увидел теперь. Странная штука. Два винта синхронизированы, вверх смотрят, пилот сидит не в кабине, а на носу. Именно не внутри, а сверху, как на картинках про первых авиаторов. Вся машина трясется, подпрыгивает, но маневрирует так, как обычный самолет не сможет.
Хотел поговорить с пилотом, хоть на пальцах, но тот убежал, а мне только листовку сунул, на ней табличка – тактико-технические данные, судя по всему, – и заголовок с названием Flettner-282. Немецкий, значит. Прочитать невозможно, но цифры же, спрятал в карман, чтобы потом со словарем разбираться, а пока только и понял, что скорость мизерная, меньше двухсот. Но видел ведь, сам видел, как он с места, без разбега, взлетал, чудеса!..
Когда начало темнеть, зажглись огни над палаточными улицами, мы забрались в фюзеляж. В открытый люк светил огроменный фонарь.
Вернулись Юрген и Проша. Они шли взбудораженные, у каждого была в руке прозрачная большая банка с водой, литров, наверное, на пять или шесть. Слышно было, как каждый говорил на своем языке и, казалось, понимал другого, кивал и что-то добавлял. Я сидел в люке «ланкастера», смотрел на них. И чем небо становилось темнее, тем привычнее становилось нам. Мы опять в том же составе, опять в «ланкастере». Тусклый свет от фонаря освещал нутро самолета, как сегодня ночью луна, когда поднялась высоко над лесом. Внутри фюзеляжа сильно пахло смолой, за месяц он пропитался этим запахом, и летучие мыши мелькали в ночном небе, совсем как птеродактили.
Мы потолкались внутри, поругались, но как-то вяло. Расселись по своим спальным местам и притихли. Потом стали рассматривать банки с водой. Похоже на плексиглас, но мягкие, тонкие, вода не проливается. Напились. Мне показалось, ничего слаще и быть не может.
Прохор начал рассказывать, но смог сказать лишь, что их накормили очень хорошо. Поржали. И вдруг вклинился Юрген. Затараторил прямо. Все растерянно рты раскрыли. Немец рассмеялся и неловко принялся махать руками, пояснять.
Лучше, конечно, не становилось. Они невразумительно и наперебой рассказывали, но понимали мы, конечно, только Прохора, да и то через раз. Вообще, похоже, все самое интересное было у Юргена. Скорее всего, и разговаривал-то с окружающими он, и поэтому сейчас рассказ не очень клеился, и донести до нас сумел только, что городок очень маленький – изобразил пальцами щель на пару сантиметров. Лишь Костя сделал вид, что все ему ясно, и взялся расспрашивать, какой он – этот город. Проша с Юргеном переглянулись. Проша-то не знал, а Юрген только плечами пожал, он и вопрос толком не понял.
– Ладно, завтра, если все нормально пойдет, – сказал я, – после обеда разведку в город отправим. А оттуда уже маршрут до дома будем разрабатывать. Так, короткими перебежками, глядишь, и доберемся. Давайте спать.
И стал укладываться. Все были какие-то притихшие. Тоска в глазах. А как иначе. Идти-то, ехать, спешить… некуда, никто не ждет, никто. Враз как-то всех наших отрезало, не стало никого из родных, друзей.
Я подумал и передвинул от своей «кровати» в углу чучело птеродактиля, замотанное Прошей для сохранности в листья. Вонял этот экспонат сильно.
Алексей нахмурился, возясь на своем лежаке, и невозмутимо двинул мумию птеродактиля дальше.
Делая вид, что сплю, я следил глазами за путешествием экспоната, надеясь успеть увидеть, где он финиширует. Уже проваливаясь в сон, заметил, как Костя, обнаружив посторонний предмет у себя под носом, чертыхнулся беззвучно и бережно положил его отвернувшемуся Проше вместо подушки, за которую была летная куртка. Слегка развернул листья. И стало тихо. Я блаженно улыбнулся.
Проша близоруко поднес смердящую «подушку» к глазам, расправил осторожно листья. И быстро завернул.
– Что т-такое, ничего не понимаю… – заикаясь, сказал он. – Я же ее…
Посмотрел в темноте в мою сторону. Я сделал вид, что сплю. Костя жалобно всхлипнул. Юрген выдохнул что-то тихое и длинное навроде «иы-ых». Петр Иваныч, услышав этот жалобный звук, принялся занудно кашлять в кулак, не в силах сдержать смех.
Прохор встал, подошел к люку и, высунув руку, положил тушку на фюзеляж.
– Вот гады, – с улыбкой сказал физик, – куда бы вас в следующий раз отправить?
«Ланкастер» вздрогнул от хохота. С фюзеляжа скатился птеродактиль. Физик чертыхнулся и бросился наружу поднимать драгоценный сверток.
Глава 48
Домой контрабандой
Весь экипаж собрался в нашей с Алексеем комнате отеля. Без Юргена – он домой убыл уже неделю назад. Если, конечно, можно назвать его домом Германию этого времени. Даже и языка не зная, мы разобрались, как изменился мир. Оказалось, газеты на русском во Франции – не проблема. И туристов из России здесь больше всех, сравнивай и с соседями-испанцами, и с соседями-итальянцами. Америка и Англия теперь нашей стране не друзья, а Германия хоть и тоже не друг, но даже и не скажешь точно. Чуть меньше не друг, чем союзник. СССР нет, вместо него Россия, но не царская империя, а другая, пока непонятная. Поймем. Вернемся – разберемся.
Именно по этому поводу и собрались. Обсудить, как дальше жить, во Франции погостили, пора и честь знать. Недели, что здесь провели, странными показались. И не только из-за чужой страны – из-за нас самих. Костя, мальчишка почти, если по совести, но таланты проявил и снабженца, и переводчика, и дипломата. Быстро навострился с местными объясняться, не французский выучил, конечно, а больше жестами и по-русски справлялся. Научился ловить похожие слова в чужом языке и догадываться кое-как. Сам на нашем долдонил, одно и то же и так скажет, и иначе, пока не добьется своего.
