Обезьянка потеряла к происходящему всякий интерес и ускакала по веткам в глубину леса. Через неделю ее съели. Ну и что? Одной глупой обезьянкой в этом мире стало меньше… Правда, можно сказать и так, что этот мир обеднел на целую любопытную обезьянку…
10
…Все началось с того, что к вечеру следующего дня Сигурд Ярроу почувствовал себя последней сволочью. Солли с волками куда-то ушли, и одиночество лишь усугубляло это новое, непривычное и крайне неприятное ощущение. К тому же оно странным образом увязывалось для Ярроу с двумя равнозначными моментами.
Во-первых, картины прошлого сцепились друг с другом, выстроившись в затылок и обозначив длинную, протоптанную множеством ног Дорогу, которая шла одновременно через Калорру и Согд, пустыню Карх-Руфи и Оркнейский лес, предгорье Муаз-Тай и улицы Целлии, и дальше – деревня Солли, Вайнганга, Пенаты Вечных, кладбище Пустотников… Правда, великое множество деталей и подробностей остались для салара загадкой, но если подглядывать за Временем в замочную скважину чужих зрачков, то и не стоит рассчитывать на подробные объяснения!
Сигурд всем своим существом ощутил этот неизмеримый Путь, проходящий и через него самого; и в то же мгновение прошлое влилось в настоящее, переполнив чашу…
Настоящее – в нем был озабоченный Фарамарз над письмом наставника Гударзи, в нем стыл «узор ночного тумана», и смеялась мертвая ночь Калорры, и Брайан Ойгла сползал по забору к ногам призрачной красавицы с удивленно-холодным лицом… Это было настоящее, кричащее, кровоточащее, забытое на время в каменном безмолвии, но теперь оно вспыхнуло с новой силой и Сигурд задохнулся от его жара.
Во-вторых, салар никак не мог избавиться от мысли, что он предал беспечного голого парня, встреченного ими в зарослях; предал в ледяные, жадные руки порождений ночи, – нет, не ночи, не сумерек этого мира! Он – Сигурд Ярроу, Девятикратный, салар Пятого уровня – продал беззащитного бродягу за возможность увидеть еще одну-две картины из жизни обитателей Пенат Вечных!…
Будь ты проклято, прошлое, если за тебя надо платить такую цену!
Сигурд встал, накидывая серый плащ и щелкая застежкой на плече. Уходящий за ответом, Видевший рассвет, – так или иначе, он знал, что должен делать. Должен. И сделает.
Через мгновение Скользящий в сумерках вышел из пещеры, поправляя перевязь с мечом, и направился к зарослям. Трава у его ног тихо шелестела. Ловчий удав Зу сопровождал хозяина. Баловство закончилось. Их дело, их охота…
Они не видели, как из тоннеля в пещеру ввалился Пустотник Даймон. И очень хорошо, что не видели, потому что такого Даймона они не видели никогда.
Пустотник был пьян. Никто так и не узнал, что именно послужило причиной опьянения: настойка Красного корня, дурман смолы йикининки или горькая смесь прошлого с настоящим.
Это было неважно.
Даймона трясло. Он метался по пещере, натыкаясь на стены, рот его неестественным образом растянулся до ушей, открывая острые белые зубы; и кожа толстой шеи пошла складками и начала шелушиться, напоминая скорее чешую. Потом он упал на колени, судорожно вцепившись в оставленную Солли кожаную куртку; плотная кожа треснула в его скрюченных пальцах, и этот звук, казалось, пробудил к жизни прежнего Даймона.
– Мальчики… – прошептал он, запрокидывая голову к каменному небу пещеры и мучительно хрипя, – бегите, мальчики… дальше бегите… Не могу больше, не удержу!… Старый я… старенький… Ах ты, тварь…
Шепот захлебнулся, и острые кривые когти располосовали куртку с поразительной легкостью. И стены пещеры отразили низкий, страшный рык.
Стар был Пустотник. Чудовищно стар.
Чудовищно.
* * *
…Сквозь кусты Сигурд Ярроу увидел знакомого бродягу, на этот раз соизволившего натянуть короткую тунику из грубой ткани, и рядом с ним – Солли.
Увидел – и не удивился.
Чуть поодаль, тихо ворча, сидели недовольные волки, а Изменчивый что-то горячо втолковывал бродяге, размахивая руками и поминутно тыча в сторону пещеры. Бродяга же со всей присущей молодости самоуверенностью пожимал плечами, морщился и наконец указал на свой тюк со спрятанным оружием – дескать, не волнуйтесь, отобьюсь в случае чего!…
Сигурд хотел было выйти и силой уволочь несговорчивого самоубийцу – для его же блага! – но тут случилось нечто странное.
Самый молодой из волков неожиданно вскочил, насторожив узкие уши и скалясь чужой, мертвой ухмылкой; затем глаза зверя приобрели оттенок мутного зеленого стекла – и волк прыгнул на спину Солли, подминая Изменчивого под себя!
Стаю словно пружиной подбросило. Ярроу готов был поклясться, что перед прыжком он услышал тихую заунывную мелодию, тягучую и похожую на вой, но сейчас ему было не до выяснения подробностей. Волки рычали, рычали на своего вожака; Вайл, покорная Вайл, исходила слюной, с ненавистью глядя на Солли, а Изменчивый в волчьем обличье стоял, прижимая передними лапами к земле непокорного зверя, дерзнувшего на неслыханное, и недоумение билось в таких человеческих глазах большого волка!
В следующую секунду бродяга резко нагнулся, хватая Изменчивого за холку и заднюю ногу, и с поразительной легкостью швырнул матерого волка в растущие неподалеку кусты дикого шиповника. Солли взвыл, обрушившись в колючую поросль, – и Сигурд одновременно с Зу вылетел на поляну.
Синяя сталь меча описала смертоносную восьмерку, и салар даже не успел удивиться, почувствовав, что возносится ввысь. Рука с мечом была намертво зажата в цепких пальцах бродяги, и Сигурд понял, что летит, летит вперед головой, а еще через секунду понял, куда летит.
Шиповник оказался на редкость колючим, его шипы мгновенно вцепились в широкий плащ и одежду салара еще похлеще, чем пальцы бродяги, а Зу свернулся в боевой узел между рычащими волками и пришельцем и шипел, – но почему-то шипел на волков, полностью игнорируя происходящее с людьми.
Сигурд и не подозревал, что его удав умеет так шипеть. Зу яростно бил хвостом, его тело свивалось в самых немыслимых вариантах, и еле слышная мелодия, исходящая из зарослей на другом конце прогалины, вступала в неясное противоречие с шипением огромной змеи; и стая замерла.
Стая перестала рычать.
Тихий холодный смех пронесся над поляной – Сигурд вздрогнул, услышав его, – и мерцающее, голубоватое облачко выплыло из кустов, медленно сгущаясь и принимая человеческие черты.
Бледный Господин – «варк» на калльском наречии – одернул свой балахон и снова рассмеялся.
– Я не знал, что такая змея может противостоять Зову, – сообщил он бродяге, нагнувшемуся над своим тюком. – Впрочем, я никогда и не видел столь больших змей. Она поистине заслуживает уважения… Да и ты, человек, тоже…
Варк почему-то избегал смотреть в сторону шиповника, где застыли Сигурд и Солли; но его взгляд, направленный на человека в тунике, был пристальным и оценивающим.
