Он сбросил вьюк на землю и ослабил защелку ножен. Не отрываясь от хрупкой фигурки над обрывом. Потом сел, скрестив ноги, снял меч и положил его перед собой.
Она не двигалась. Скользящий в сумерках молчал, полуприкрыв глаза, но девушка-лань прекрасно понимала всю обманчивость его неподвижности.
Она не знала, что Сигурд Ярроу, салар Пятого уровня, охотник за Перевертышами, – он еще ни разу не убивал оборотней просто так. Безнаказанно.
Только в бою. Ярость за ярость.
Но ярость за слабость?…
Девушка не выдержала первой.
– Я – Оркнейская лань.
Сигурд молчал.
– Назови свое имя, Серый Убийца, Бич Судьбы!… Я хочу знать его, прежде чем забыть все…
«Я не убийца», – хотел сказать Сигурд, но сдержался. Ответил только:
– Я не хочу носить на своем имени твое предсмертное проклятие…
Оркнейская лань отошла от обрыва. Но всего на один шаг.
– Этот лес не знал войны, Девятикратный. В здешних местах нет людских поселений, и охотничьи угодья моих братьев лежат гораздо ниже предгорий Муаз-Тай… Люди, которых ты защищаешь, далеко. Может быть, твой меч освободит мою дорогу?…
Она говорила легко и быстро, с едва уловимым акцентом. Сигурд смотрел на девушку, и в глазах его была насмешка и тень от падающего дерева.
Она сделала еще шаг.
– Почему именно ты? – спросил Ярроу. И она поняла смысл вопроса.
– Я – урод. Я – карлик. Твоей головой я купила бы имя и гордость.
«Карлик, – подумал Ярроу, – слишком маленький зверь внутри человека. Ущербная половина Перевертыша. Я не знал, что так бывает…»
Она подошла совсем близко.
– У тебя много жизней, салар. Я хотела взять одну. Я думала, что…
Она присела перед ним на корточки и положила руки ему на плечи. И наступила на меч. Совсем незаметно.
Оружие. Брат Скользящего в сумерках.
…Сигурд отшвырнул девушку и вскочил на ноги. В то же мгновение лес выплюнул двух рычащих пум, и грязно-желтые кошки взвились в воздух.
Время остановилось. Скользящий в сумерках плыл в его густом, вязком потоке, всем телом вписываясь в кривизну выхваченного меча, и первый Перевертыш боком налетел на мерцающее колесо с ободом из синей стали, захлебнулся рыком и обрушился в кусты, сминая ветки, заливая их дорогим пурпуром…
Второй изогнулся в прыжке, уходя от повторного взмаха, и тогда из кроны старого ясеня в зверя ударила шипящая молния.
Ударила, смяла и вздувшейся петлей охватила туловище пумы, бьющейся в смертной агонии. Гордость «гибких копий», дождавшийся своего часа ловчий удав Зу давал хозяину паузу на вдох…
А хозяин стоял и не мог опустить меча. В ноги ему кинулась маленькая лань – неумело, по-женски, глупо! – и сама же не устояла, упала перед ним на колени, а за ее спиной из пущи выходил яростно сопящий вепрь, уже набравший разгон и не способный остановиться…
«Назови мне свое имя, Серый Убийца, Бич Судьбы!… Я хочу знать его, прежде чем забыть все…»
– Яр-роу!…
С глухим ревом Сигурд выхватил Оркнейскую лань из-под копыт налетевшего вепря и, уже смятый чудовищной тяжестью, успел вслепую полоснуть мечом – наугад, как мог, и еще раз…
Сумерки кончились. Настала ночь.
…Человек, похожий на вепря, стоял и смотрел на полураздавленное тело салара. Зу обвился вокруг хозяина и угрожающе шипел. Но человек-вепрь и не думал подходить. Рука его была полуотрублена, и по предплечью текла кровь, быстро густея и сворачиваясь.
Пумы-Перевертыши лежали поодаль. На них смотреть было уже незачем.
Девушка сидела на земле. Губы ее тряслись.
– Завтра утром он встанет, – с трудом проговорила она. – У него есть еще две жизни. Отбери у него оружие, Лидон, и через два дня…
Человек-вепрь баюкал раненную руку.
– Я не должен был вмешиваться, Оркнейя. – Голос его оказался низким и глубоким. – Тварьцы послали на охоту вас – молодых, – а вы загнали его в запретный район, и если бы не я…
– Ты боишься змеи! – Девушка обидно рассмеялась и захлопала в ладоши. – Скажи честно, Лидон, боишься?!
Лидон повернулся и скрылся в зарослях. Зу тут же стал сворачиваться в кольца, но силуэт девушки заколебался, поплыл…
И только копытца простучали в темноте.
Зу снова обвился вокруг Сигурда и стал ждать.
У Сигурда Ярроу оставалось еще две жизни.
Много?… Мало?…
Зу не задумывался над этим. Он просто ждал.
Срез памяти
Дорога, которая просто так
Сигурду – двадцать четыре. У него мягкая вьющаяся бородка и прямые волосы цвета палого листа. Жесткие и длинные. Волосы у него в маму… Зачем ты ушла в последний раз, мама?! Ты же знаешь, отец так и не привык жить без тебя, не смог привыкнуть, – зато он привык к горечи настойки Красного корня, и тебе, мама, не пришлось долго ждать его там…
Сигурд хорошо знает, что означает это слово «там». Но он никому не расскажет об этом. Когда обрываются в бездну сумерки салара – приходит ночь, ночь без сновидений, и спустя вечность… А потом ты встаешь, щурясь навстречу восходящему солнцу, и новый браслет, выжженный на твоей руке новой жизнью, зудит и чешется, как новая кожа. Пять таких браслетов успел одеть лес Сигурду Ярроу, от запястья до локтя, и когда на руке Девятикратного не останется больше места…
Рассвет не придет за ним. Он пройдет мимо.
Мать и отец тоже были Девятикратными, они исчерпали до дна запас своих жизней, но они не были саларами. Сигурд давно уже понял, что все салары – потомки богов, но не все потомки богов – салары.
О Вечные Отцы, ушедшие по неизвестной дороге, что это – награда или насмешка?! – тот обрывок вечности, который оставили вы в наследство детям своим?…
– Ярроу!…
Это кричит за забором нетерпеливый Брайан Ойгла, и вся Вайнганга прислушивается к его пронзительному голосу.
Здесь, в Вайнганге, поселке на северо-востоке Калорры, вообще всего четверо саларов. Он, Сигурд Ярроу, потом низкорослый молчун Исхий Гоур, его брат-близнец Линкей и Брайан Ойгла. Брайан с лета отпустил рыжие усы щеточкой и очень обижается, когда Сигурд сравнивает его с травяным жуком-долбунцом. Правда, все они успели выйти на четвертый уровень, а местность вокруг Вайнганги издавна считалась более-менее сносной. Такие поселения кольцом окружают Калорру – город людей, боящихся носа высунуть за крепостные стены, – и из них течет в город пересыхающая река продовольствия, сырца для тканей…
Девятикратные держат лес, и в каждом поселке живет необходимое число Скользящих в сумерках. Так что работы хватает, тем более что жители Вайнганги в основном земледельцы, а не охотники. Многие даже скотину имеют, хотя Перевертышам забор – не преграда, а засов – не помеха. В общем, свое молоко с просяной лепешкой молодые салары отрабатывают честно, и уже три новых семьи сами напросились на переезд в Вайнгангу. Пусть едут – лес выжгут, земля будет, на всех хватит…
