– Потому что у демона договор на крови с ведьмой. А раз Ковен это допустил, значит поддерживает, возможно, одобряет и уж точно за любой промах инквизиция спросит не с Данталиона, а с Аморет.
Камилла уставилась на меня и замерла на полувдохе, открыв рот. Может, Селеста и была недалекой, но теперь я занимаю её тело и буду пользоваться собственными знаниями. Тетушка, наконец, выдохнула и покачала головой.
– Да, так и есть. И это целиком твоя вина, Селеста. Будь ты умнее на совете, не позволь демону играть тобой, не пришлось бы похищать мертвеца из парка. Из-за тебя смотрительницы стали могильщицами! И Белинда будет переступать порог нашего дома, когда ей вздумается.
– Аморет приставила шпионов?
– Верховная ведьма, – рявкнула Камилла. – Её воля – закон для всех!
Прекрасно, КГБ не дремлет, репрессии вот-вот начнутся. Не успела я подружиться с Белиндой, как узнала, что это Штирлиц в юбке. Логично, конечно, поручить охотнице на демонов следить за Данталионом. И смотрительниц не зря к нему приставили. Они видели исчадий Ада, подселенных в тела людей, как я помнила с первого заседания Ковена. Обложили мессира со всех сторон. Меня только забыли предупредить.
– Я не спорю, тетушка, но законы проще исполнять, когда ты о них знаешь.
– Тебе не положено знать, – взвилась Камилла. – Хватит того, что ты разбалтываешь демону наедине в его спальне!
Черт, уже доложили. Один раз отнесла герцогу пирожных и уже – главная блудница Брамена. Да не знаю я ничего такого важного, что можно разболтать. Демон сам больше рассказывает.
– Мессир подчеркнуто вежлив и лишнего себе не позволяет…
– Зато тебя к нему тянет, как муху на навозную кучу, – недобро прищурилась Камилла. – Сказывается грязная кровь, да? Одна дура поддалась соблазну, а клеймо на весь род.
Вот это да! Я чуть на месте не подпрыгнула. Голову ломала, как вывести тетушку на откровение, а она сама язык распустила. Только бы не спугнуть. Пусть говорит!
Камилла и не собиралась останавливаться. Много злобы накопила, я задела нечаянно, её и прорвало. Слова тетушка выплевывала с ненавистью и с каждой фразой все тише, будто действительно камень с души снимала.
– Оправдывалась потом, что силой взял, заставил, морок навел. Знала, к кому шла. И ты такая же. «Ах, вежливый, внимательный, ах, замуж позвал». В Ад он тебя утащит на вечные муки, не увидишь Край усопших и свою мать. Зато с бабушкой познакомишься. Где ей еще быть? Одной вы с ней крови. В голове пусто, между ногами мокро, и: «Ой, не виноватая я».
Себя, тетушка, конечно, считала образцом нравственности и потому щедро раздавала упреки и обвинения. Я уже знала от Данталиона, что сила Ада проявляется не в дочери ведьмы, а в её внучке. Ничего нового Камилла пока не рассказала. Но отреагировать лучше так, будто слышу впервые. Пусть доказывает, что не врет.
– Это слишком тетушка, – я обиженно поджала губы, стараясь не переигрывать. – Как вы можете говорить так о собственной матери? Я уверена, что она – честная белая ведьма и никогда бы не спуталась с демоном. Возьмите свои слова обратно!
В ответ Камилла сузила глаза и запыхтела. Обвинительный порыв заглох. Что-то мешало ей выложить мне все. Бабушка Селесты покоится в семейном склепе, похоронена со всеми почестями и мраморной скульптурой на крышке саркофага. Никто её из Ковена не выгонял, а значит, про связь с демоном знали немногие. Удалось сохранить это в тайне хотя бы до конца жизни. А дочерей потом ждал сюрприз. Селеста родилась с силой Ада в крови, а про детей Камиллы я ничего не знала. Она овдовела и жила одна. Может, родила девочку, и её пришлось убить, как требовали правила Ковена? Тогда я понимала её боль и жгучую ненависть к собственной матери. А еще к Селесте, которая осталась жива и могла унаследовать Книгу Рода. Готовый мотив для убийства. Теперь я в него верила, но говорила другое со слезами в голосе:
– Нет! Нет! Не может быть. Тетушка, скажите, что это не так!
Камилла молчала, а я чувствовала, что упускаю единственный шанс узнать правду. Разобраться в прошлом Селесты и принять её жизнь. Так и останусь недоведьмой полудемоном, не нужной ни тем, ни другим. Скандалить не хотелось. На истерический крик сбегутся слуги, и Камилла не признается никогда. Я не знала, что делать, выть хотелось от бессилия. Внутри поднимался жар, так похожий на тот, что был рядом с подселенцем. Будто демон стоял за спиной и шептал: «Почувствуй пламя, впусти в себя».
Я расслабилась и упала в него. Тепло разлилось по венам, кровь побежала быстрее. Сердце выстукивало четкий ритм и на ладонях заплясали искорки.
– Правду, тетушка, – потребовала я звенящим голосом. – Скажите правду.
В её глазах на миг отразилось пламя, и Камилла выпрямила спину. С движениями проржавевшего робота потянулась к Книге Рода, ногти заскребли по обитой кожей обложке. Я думала, что откроет нужную страницу и начнет читать, но тетушка достала из книги запечатанный конверт.
– Сама прочтешь эту правду. Здесь письмо Изабэль. Завещано передать тебе вместе с Книгой Рода, когда она умрет, но ты книгу не получишь. Я не допущу. Письмо забирай и вон из моей комнаты!
Я не стала благодарить. Забрала конверт и вышла.
Спрятаться удалось только на чердаке, куда слуги давно не заглядывали, а бережливый Филипп хранил то, что запрещал выбрасывать. Я смахнула ветошью пыль с крышки массивного сундука и забралась на него. На конверте появились крошечные вмятины от слишком влажных пальцев. Не знаю, почему так нервничала. Ничего ужаснее того, что уже есть, ни со мной, ни с Селестой случиться не могло. И все равно я чувствовала себя так, будто вскрываю конверт с собственным приговором.
«Селеста, девочка моя, – писала Изабэль ровным почерком с завитушками на заглавных буквах, – жаль, что нельзя забрать все тайны в Край Усопших, некоторые остаются навсегда среди живых и тянутся эхом в наших детях. Есть то, что я не могу доверить Книге Рода или ушам самых близких людей. Теперь ты – старшая в роду и должна знать. Светлая память твоей бабушке и да хранит её Белая магия, но от ошибок никто не может уберечься. Тень её греха пала на тебя. Кровь не чиста, в ней примесь силы Ада.
Прости меня, Селеста, если бы я знала заранее, то ни за что бы не отказалась от помощи Аморет в нашу с Филиппом первую ночь. Андрэ родился здоровым, я была счастлива и молила о дочери, но Белая магия не простила. Она оставила меня. Ты родилась слабой, жизнь покидала крошечное тельце. О, как я плакала и молила всех богов и демонов, никто не откликнулся. Чернее ночи я не помню. Воистину, если хочешь убить мать – забери у неё ребенка».
Представить не могу себя на её месте. Девять месяцев вынашивать новую жизнь, в муках родить и смотреть, как дитя угасает. Чистое, невинное, не успевшее сотворить ни одного плохого поступка. А кто-нибудь в этот момент шипит над ухом: «Это тебе в наказание за грехи». Чужие, даже не твои.
«Я не стала звать целительницу из Ковена и Филиппу запретила, – писала Изабэль. – Пламя Ада в тебе побеждало Белую магию, выжигало изнутри и отражалось в глазах. Ты была горячее углей в камине. В древних книгах писали, что таких детей убивают из милосердия и очищают кровь будущих поколений. Это благо для всех. Так нужно сделать. Но я не могла отдать тебя Ковену. Только не мою девочку, мою красавицу. И смотреть, как тебя не станет, тоже не могла.
