Однако, несмотря на негодование, все ее тело самовольно потянулось к Ангелу, как почти засохшее растение, ощутившее неподалеку свежесть воды. Мерри дрожала, пытаясь справиться с покалыванием в сосках и жаром внизу живота. Твердость его плоти вызвала к жизни желание близости, столь же невыносимое, сколь неуместное по отношению к этому человеку. Мерри хотелось отвесить по пощечине и себе, и Ангелу, она мечтала заморозить этот момент, чтобы переиграть его по-своему: с отвращением отпрянуть от грека и сказать что-то ужасно умное, обидное, что навсегда отучит его тянуть к ней руки.
Запустив руку в спутанные волосы Мерри, Ангел запрокинул ее голову и покрыл поцелуями нежное горло. Электрические импульсы разбежались по телу молодой женщины, голова пьяно закружилась от вожделения, которое она не имела права испытывать. Но Мерри подавляла сексуальный голод так долго, что теперь ее тело звенело, требуя компенсации ущерба.
Она не успела опомниться, а Ангел уже целовал ее в губы. Перед закрытыми глазами Мерри пролетали звезды и разноцветные планеты, со свистом взрывались фейерверки. Она ответила на поцелуй, зарылась пальцами в его густые волосы, дав волю желанию, которое превращалось в необходимость. Все происходило стремительно, лихорадочно, бесконтрольно, совсем как в первый раз, когда они были вместе.
Ангел отстранил ее от себя, крепко сжав смуглые пальцы на хрупких женских плечах.
– Нет, эту рыбку нельзя дважды поймать на одну удочку. Хочешь большего – выходи за меня. – Он отпустил Мерри и хлопнул об стол визиткой. – Мой номер. Позвони, если решишь, что сегодня вела себя неразумно.
После его ухода она долго мерила шагами гостиную, стараясь объективно рассмотреть ситуацию. Как и сказал Ангел, Мерри не думала об его предложении всерьез. Но в этом было больше вины грека, чем ее собственной. Начав с угрозы, Ангел не сделал хорошей рекламы альтернативному варианту. Мерри перепугалась, разозлилась и не собиралась за это извиняться, но, возможно, ей стоило больше слушать и меньше кричать.
К тому же Мерри сомневалась, что амбиции Ангела не простираются дальше возможности проводить время с Элиссой. А что, если он отвоюет единоличную опеку и навсегда заберет дочь у матери? Мерри побледнела, сердце забилось чаще. Она решила поделиться опасениями с тетей, спросить ее совета.
К ее огромному удивлению, Сибил у себя в спальне торопливо собирала чемоданы.
– Ты куда-то уезжаешь?
– Я хотела позвонить тебе, но нужно было сделать столько других звонков, что я не успела, – виновато отозвалась Сибил. – Твоя мама в беде. Я лечу к ней в Австралию.
– Что стряслось? – Мерри озадаченно моргнула.
– Муж бросил ее ради любовницы. Натали думает о самоубийстве, бедная овечка.
– Ой, боже.
Мерри села, подняв беззаботно игравшую на полу Элиссу с ковра на колени. Новость не относилась к числу приятных, но молодая женщина не могла по-настоящему сочувствовать матери-кукушке. Она удивлялась, почему Сибил раз за разом прощает беспутную сестру, позволяет втягивать себя в эмоциональные драмы, решает проблемы Натали с неиссякаемым терпеливым состраданием. Иногда Мерри даже становилось стыдно, что сама она отказывает матери в прощении, сочувствии, вторых и третьих шансах. «Когда я росла, Натали не находила для меня ни тепла, ни интереса, – оправдывала себя Мерри. – Она не хотела быть моей мамой, не считала нужным это скрывать, не задумывалась, как больно ранит чувства собственного ребенка».
– Натали была страшно расстроена, когда говорила со мной по телефону. – Сибил вздохнула. – Ты знаешь, каких глупостей она может наделать, если оставить ее одну в таком состоянии.
– Разве у нее там нет друзей?
Сибил нахмурилась, явно полагая, что высказыванию Мерри недостает деликатности и такта.
– В некоторых ситуациях человеку нужна семья. Я не прошу тебя ехать, потому что ты не слишком ладишь с матерью, да и Элиссе такое долгое путешествие ни к чему. Натали вряд ли понравится, если мы привезем младенца.
– Я давно заметила, что она не любит детей, – сухо отозвалась Мерри. – Тебе действительно надо ехать?
– Дорогая, у Натали больше никого нет! Конечно, это значит, что тебе придется присмотреть за приютом, но только до следующей недели. Я уже договорилась, что тебя сменят. Не хочу отнимать твое время у Элиссы и бухгалтерских дел.
Глядя на нервные морщинки, избороздившие лицо Сибил, молодая женщина не решилась рассказать ей о ситуации с Ангелом, чтобы не добавлять свои пять копеек к ее тревогам.
Вечером, после отъезда тети в аэропорт, Мерри сразу же остро ощутила одиночество, поэтому дала себе небольшое послабление. Искупав и уложив Элиссу, она открыла бутылку вина, включила ноутбук и ввела имя Ангела в строку поисковика. Раньше Мерри никогда так не делала, считая сбор частной информации о знакомом человеке первым признаком одержимости. Теперь ей стало все равно – настроение и так было ужасное, хотелось хоть как-то отвлечься.
На фотографиях Ангел выглядел великолепно. Мерри щелкала по снимкам, пока не замерла от неожиданности, углядев на самых свежих знакомую блондинку. Рядом с греком красовалась та же женщина, которую Мерри видела с ним и его отцом в день, когда сообщила о своей беременности. Фотография была сделана накануне на ка ком-то благотворительном балу: истинный светский лев Ангел в дизайнерском смокинге и его подруга Рула Паулидис, туго затянутая в блестящее платье с обширным декольте.
«С гречанкой у него куда больше общего, чем со мной», – подумала Мерри, борясь с искушением поискать что-нибудь о Руле. Вся эта история грозила превратить ее в сталкера.
Она снова наполнила бокал. Мерри была рада, что догадалась посмотреть, как Ангел провел последние дни. Оказывается, вечером перед тем, как сделать ей предложение, он выходил в свет с другой женщиной и, вероятно, провел ночь в ее постели. Причем Рула явно играла в жизни Ангела особую роль, была постоянной величиной – в отличие от прочих блондинок модельного вида, которых он менял с калейдоскопической скоростью.
Мерри отчаянно убеждала себя, что ей не больно, что ее никак не задела заочная встреча с барышней, которая составляла греку компанию все эти месяцы. Но она была не в том настроении, чтобы отрицать очевидное. Уставившись в никуда, Мерри пила вино, пока злость и горечь боролись за главенство в ее душе.
Как только он посмел позвать ее в жены через несколько часов после того, как побывал в объятиях любовницы?! Или упрекать, что она не принимает его всерьез? Или устроить эротический спектакль на террасе? Есть ли у этого человека моральные принципы? Совесть? И как она, обычно такая рациональная, могла ревновать неизлечимого плейбоя?
Как-то могла, со стыдом признала Мерри. Теперь воспоминание, до чего небрежно Ангел – этот капризный, ненадежный тип – предложил ей стать его женой, наполняло молодую женщину яростью. Грек просто поставил Мерри перед фактом без намека на романтику и значимость момента. И после этого еще удивлялся, что она восприняла все более чем прохладно…
