Но зато – в отличие от большинства квартирных дверей – на этой двери не было кнопки звонка.
Женя в растерянности остановилась перед дверью.
Что сказал ей продавец?
«Дальше вы сами. Дальше вы все знаете».
Но она, к сожалению, ничего не знала. Она понятия не имела, куда пришла, не знала, что ждет ее за этой дверью, и для начала – как эту дверь открыть.
Женя подергала дверную ручку – но она не поддавалась. Толкнула дверь – но та была заперта.
Что делать?
Продавец, который привел ее сюда, уже ушел, да он и не стал бы ей помогать. Он был почему-то уверен, что она сама знает, как открыть эту дверь. И Женя, конечно, должна это знать, если она – это та, за кого она себя выдает.
А может быть, она это и правда знает?
Женя открыла сумку Алисы, к которой привыкла за последние дни как к своей собственной. И первое, что попало ей в руки – была связка ключей.
Она попробовала вставить в замочную скважину один ключ, второй… третий ключ подошел.
Он легко провернулся в замке, замок негромко щелкнул – и дверь открылась.
Женя перешагнула порог, вошла в квартиру.
Ее встретила темнота и гулкая, безлюдная тишина. Та особенная тишина, какая бывает только в пустом, нежилом помещении. Однако Женя на всякий случай – то ли для очистки совести, то ли для того, чтобы разрушить эту настороженную тишину робким звуком своего голоса, – проговорила:
– Эй! Есть здесь кто-нибудь?
И ей ответило эхо – видимо, оно так долго пробыло в одиночестве, что радо было любому голосу, и радостно раскатилось по углам:
– Кто-нибудь… кто-нибудь…
Сама эта радостная готовность убедила Женю, что никого, кроме эха, здесь нет.
Женя пошарила рукой по стене и почти сразу наткнулась на кнопку выключателя. Раздался щелчок, и пространство перед ней залил старомодный желтоватый свет.
Как только Женины глаза привыкли к этому свету, она огляделась.
Это была маленькая квартира – наверняка выгороженная и перестроенная из другой, большей. В ней была всего одна комната странной формы – одна стена длиннее, другая, напротив нее, – короче, тем самым две оставшиеся стены сходились навстречу друг другу, пересекаясь где-то за пределами квартиры.
Из школьного курса геометрии Женя вспомнила, что такая фигура называется трапецией.
В этой трапециевидной комнате почти не было мебели – только один стул и низкий резной комод с выдвижными ящиками.
Поскольку большого выбора эта комната не предлагала, Женя подошла к комоду и выдвинула верхний ящик. В нем лежала театральная программа. И больше ничего.
Оставив эту программу на потом, Женя выдвинула второй, нижний ящик комода.
Здесь ее ждала более интересная находка: резная шкатулка из слоновой кости и красивого темно-красного дерева. Женя попробовала открыть шкатулку – но она была заперта.
Зато в ее крышке имелась фигурная замочная скважина.
Тут Женя снова вспомнила о связке ключей из Алисиной сумки и вытащила ее.
На этот раз она не занималась перебором: только один ключ из связки мог подойти к этой скважине. Резной старинный ключ с затейливой бородкой, он был создан явно под пару старинной шкатулке.
Женя вставила ключ в замочную скважину – и ничуть не удивилась, когда он легко провернулся, и шкатулка открылась.
Изнутри крышку шкатулки покрывала занятная, слегка выцветшая картинка – пышно разросшиеся розовые кусты, за которыми не сразу можно было разглядеть кованую ограду и калитку.
В нижнюю же часть шкатулки было вставлено немного помутневшее зеркало, судя по всему, изображавшее пруд. На глади этого пруда – этого зеркала – находился белый фарфоровый лебедь.
Как только Женя открыла шкатулку, спрятанный в ней механизм заработал, заиграл наивную старую песенку:
«Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…»
И под звуки этой песенки фарфоровый лебедь поплыл кругами по мутному зеркалу пруда.
Женя была одновременно очарована нехитрой прелестью этой игрушки, этой музыкальной шкатулки, этой наивной песенки – и разочарована: она ожидала чего-то совсем другого, чего-то важного, чего-то значительного, она надеялась, что перед ней раскроются какие-то тайны, надеялась узнать, что стоит за странными событиями последних дней, а вместо этого увидела наивную игрушку из тех, о которых рассказывала ей бабушка…
«Ах, мой милый Августин, – выводила музыкальная шкатулка, – все прошло, все…»
Женя хотела уже захлопнуть крышку шкатулки и продолжить осмотр таинственной квартиры, надеясь все же что-то найти, но вдруг по поверхности мутного зеркала пошли трещины, как по тонкому льду, в середине образовалась полынья, фарфоровый лебедь провалился в нее, а зеркало снова разгладилось.
Только теперь это было не мутноватое зеркало музыкальной шкатулки, а темный экран компьютера.
И по этому экрану побежали зеленоватые буквы:
«Приветствие. Вы получили очередное задание. Сейчас Вам будет предложен новый заказ. Все данные следует запомнить. Ничего не записывать и не фотографировать».
Зеленые буквы растаяли, и вместо них на экране появилась фотография. Женское лицо.
В первый момент Женя подумала, что она спит, или бредит, или сходит с ума. Потому что лицо на экране было ей хорошо знакомо.
Слишком хорошо.
Она видела это лицо каждый раз, когда смотрелась в зеркало.
Лицо было ее собственное.
В какой-то момент Женя подумала, что экран снова превратился в зеркало, и она просто видит собственное отражение – но, когда она открыла рот и захлопала глазами, лицо на экране не повторило эти гримасы. Внимательно приглядевшись, Женя поняла, что перед ней снимок, сделанный некоторое время назад, – она была на этом снимке еще в своем прежнем, почти подростковом образе.
Волосы торчат в разные стороны. Как у больного ежика, не уставала повторять Ольга Фараонова. Глаза накрашены кое-как, это еще что, если проспит, так Женя и без макияжа на работу явиться может. А однажды назло Фараоновой выкрасила она волосы во все цвета радуги. Та как увидела ее утром – просто онемела. Даже Верка-секретарша уж на что пофигистка, так и то головой покачала – ну, Королькова, ты даешь.
Начальник, конечно, заметил, вызвал Женю в кабинет и говорит так серьезно. Делай, говорит, что хочешь, но чтобы я этого больше не видел. Иначе пиши сразу заявление по собственному желанию. У меня, говорит, фирма на хорошем счету, люди солидные бывают – партнеры из Москвы и так далее, а тут ты. У нас, говорит, не ночной клуб, а работа. И пора тебе, Евгения, это понять, если не хочешь работу потерять. Хотела тогда Женя психануть и дверью хлопнуть, а потом думает – зачем? Чего выделываться? Да и самой не очень нравилось, так что постриглась совсем коротко, а потом волосы отросли.
