– Противопожарная сигнализация!
– Мое печенье!
Глава 7
Рене вскочила, схватила тунику, а Оливер, даже не потрудившись одеться, выбежал из спальни. Он кинулся на кухню, взял прихватки, выключил духовку и вытащил из нее противень. Печенье опять превратилось в угли, но дыма было еще больше, чем накануне.
– Открой входную дверь! – крикнул Оливер Рене, все еще держа в руках противень с печеньем и уже чувствуя жар металла даже сквозь прихватки.
Закашлявшись, Рене повернулась и выскочила из кухни. До Оливера донеслось:
– Давай их сюда, в пруд!
Точно! Вода – это то, что нужно: противень уже почти обжигал руки. Оливер выскочил на крыльцо и помчался к пруду. Мысленно извинившись перед Фредом и Уилмой, он выбросил в него противень, сорвал с рук прихватки и отправил их туда же. Затем Оливер зашел по колено в пруд, наклонился и опустил руки в воду.
Подняв глаза, он увидел плавающее на поверхности пруда и все еще дымящееся печенье, напоминающее хоккейные шайбы. На противоположном берегу Фред и Уилма возмущенно шипели и хлопали крыльями, выражая неудовольствие по поводу нарушения их покоя.
– Кому скажи… – пробормотал Оливер, разглядывая свои ладони. Они покраснели, но волдырей на них не было. Кажется, обжегся он не сильно. На всякий случай Оливер снова опустил руки в воду и оглянулся. В нескольких футах от него стояла Рене. Она уже успела надеть свою тунику, подол которой развевался теперь на ветру.
Оливер залюбовался силуэтом Рене, освещенным заходящим солнцем, и подумал о том, что всего десять минут назад обладал этой женщиной. Но что-то было не так: глаза Рене были широко распахнутыми, она закрывала рот ладонью, а ее плечи содрогались.
Из-за чего она так расстроилась? Ведь это же просто печенье! Дом не сгорел, и Оливер не напугался до смерти. Так в чем дело?
Но тут Рене спросила:
– Ты в порядке?
В ее голосе вовсе не прозвучало ни ужаса, ни печали. Оливер узнал этот тон. Он слышал его бессчетное число раз, когда они были детьми и он вместе с Клинтом становился жертвой розыгрыша Рене и Хлои. В такие минуты Рене выглядела почти так же, как и сейчас, – изо всех сил старалась не расхохотаться, радуясь, что шалость удалась.
– Ты смеешься надо мной?
– Нет! – торопливо возразила она. – Я… – Рене глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. – Я хотела узнать, не обжег ли ты руки.
Из дома доносились громкие звуки сработавшей противопожарной сигнализации. Фред и Уилма продолжали выражать свое недовольство, но теперь к ним присоединились и их птенцы.
Оливер ясно расслышал, что в голосе Рене вовсе не звучало веселье.
– Я в порядке, – холодно сказал он, потому что не хотел ее волновать. – Нет ни ожогов, ни волдырей.
Ее взгляд скользнул к его голым ягодицам, и только сейчас Оливер сообразил, что стоит, нагнувшись над прудом, выставив на обозрение свой голый зад и все остальное.
– Как ты думаешь, сегодня, случайно, не полнолуние? Кажется, я вижу полную луну, – заявила Рене, опустив руки и пытаясь не рассмеяться.
Боже, вот это женщина! Чуть не убила его, едва не спалила его дом. Но если честно, Оливер испытал огромное облегчение оттого, что в ней опять проснулось былое озорство. Но она так легко не отделается!
Он нахмурился и выпрямился.
– Находишь это забавным?
– Может быть. – Рене посерьезнела, шагнула назад, потому что Оливер шагнул к ней. – А может, и нет.
– Уже дважды ты чуть не сожгла мой дом. Думаю, тебе больше нельзя позволять печь печенье.
Озорной блеск в ее глазах погас, она побледнела, скрестила руки на животе и сгорбилась. Черт! Оливер не хотел заходить так далеко – он лишь собирался немного ее проучить, но вовсе не обидеть.
«Возражай мне! Ты должна постоять за себя!» – мысленно обратился он к Рене, подходя совсем близко.
– Мадам, вы представляете угрозу для всего печенья на свете, – заявил Оливер напыщенным тоном. – Вы – настоящая гроза выпечки, не говоря уж о том, во что вы превратили мою кухню и как напугали моих лебедей.
В этот момент за его спиной подал голос то ли Фред, то ли кто-то из его семейства, подплыв совсем близко. Оливер вздрогнул: кому же охота, чтобы тебя ущипнула за голый зад птица с размахом крыльев в шесть футов? Он оглянулся через плечо и увидел, что лебеди и их птенцы плавают вокруг постепенно тонущего печенья, так что опасаться было нечего – по крайней мере, пока.
Оливер повернулся к Рене.
– Ты только что назвал меня «грозой выпечки»? – озадаченно спросила она.
– Тебе виднее, – проворчал он.
Точнее, попытался проворчать, но внезапно ему ужасно захотелось рассмеяться.
Рене сердито посмотрела на него и ткнула пальцем ему в грудь.
– У меня есть для вас новости, мистер. Вы не мой босс.
– Неужели?
Ее глаза сердито вспыхнули в ответ.
Именно этого Оливер и хотел – чтобы она сражалась за свое достоинство.
Внезапно Рене улыбнулась и снова попыталась нахмуриться. Это была игра, в которую она уже давно не играла, но ее правила, похоже, еще не забыла. Отлично! Она не боится его и готова сражаться за себя.
– Если я хочу испечь печенье, – Рене еще раз ткнула пальцем Оливера в грудь, – я беру и пеку его. И более того, у меня все прекрасно получалось оба раза, пока не появлялся ты.
Оливер охнул. Хотя Рене тыкала его пальцем несильно, но в одно и то же место, отчего на груди уже, наверное, образовался синяк.
– Из-за тебя подгорает мое печенье. Ты отвлекаешь меня потрясающими поцелуями и лучшим сексом, который у меня когда-либо был! Если бы ты меня не отвлекал, мы бы уже сейчас ели самое идеальное шоколадное печенье на свете!
«Потрясающие поцелуи», «лучший секс» – Оливер был не из хвастунов, но, черт возьми, это прозвучало лестно для его мужской гордости. Плевать на печенье! Он прямо сейчас затащит Рене обратно в постель.
Оливер, как идиот, широко улыбался, хотелось запеть. Это ему-то! Но Рене так здорово защищала себя и сумела поставить его на место! Чтобы еще немного ее раззадорить, он заявил:
– Да было ли оно вообще съедобным, то печенье?
И это сработало.
– Последняя партия уж точно была нормальной!
Рене снова ткнула его пальцем в грудь. Оливер кинул взгляд через плечо. Противень уже утонул, но несколько хоккейных шайб, ранее называвшихся печеньем, плавали на поверхности пруда. Фред и Уилма вместе с птенцами смотрели на них в ужасе, и Оливер их прекрасно понимал.
– Вот эта последняя партия? Ты о ней?
– Ну, ты понял, что я хотела сказать. Предпоследняя.
