Своим родителям посвящаю…
Кабул, 18 лет спустя
…В сентябре 2007 года, спустя 18 лет после отъезда на Родину из охваченной войной Республики Афганистан, я вновь полетел в Кабул. Вообще-то я должен был лететь в Исламабад и сменить «в дозоре» тамошнего корреспондента РИА «Новости», но внезапно обстоятельства сложились таким образом, что я смог реализовать на практике свой жизненный принцип «хотеть там, где можешь, а мочь там, где умеешь». В агентство пришел новый заместитель руководителя, поддержавший мою внезапную инициативу открыть представительство в стране, где в то время не было ни одного российского корреспондента и которая «была на слуху» в СМИ почти каждый день.
По счастливому стечению обстоятельств главой российской дипмиссии в Кабуле в то время был Замир Кабулов, которого я знал еще по 80-м годам прошлого столетия, когда он работал первым секретарем посольства и отвечал за информационную работу миссии. «За мир в Кабуле», как за глаза называли и называют сегодня его коллеги по работе, уже тогда слыл профессионалом своего дела, отлично разбиравшимся в хитросплетениях афганской закулисы. А в двухтысячных я с интересом читал его интервью иностранной прессе и с радостью для себя отмечал, что на моей постсоветской Родине умные люди еще не перевелись. Я решил брать быка за рога и, перекрестившись, набрал телефон российского посольства в Кабуле, представившись должным образом дежурному по дипмиссии. Замир меня вспомнил мгновенно и в ответ на мой вопрос о перспективах открытия представительства РИА в Афганистане сразу перевел разговор в деловое русло и предложил общаться на «ты». Мы говорили недолго, но очень продуктивно. А спустя неделю я уже рассматривал проплывающие под брюхом Ту-154 азербайджанской авиакомпании «АЗАЛ» черные кучевые облака…
Из Москвы до Баку лететь не очень долго, а вот в бакинском аэропорту в то время приходилось сидеть часов пять или шесть как «транзитнику». Оттуда самолет стартовал на Кабул в предутренние часы: это было связано с правилами движения судов гражданской авиации в воздушном пространстве воюющей страны, где надзор за небом осуществляли в том числе диспетчеры НАТО. Осенью при подлете к кабульской котловине в воздухе почти всегда сильно трясет, а в этот раз болтало так, что у самолета трещали крылья, испытывавшие огромные перегрузки. Что крылья могли отлететь, отнюдь не преувеличение. Спустя некоторое время у одного старого советского самолета, как раз в этом районе крылья таки отвалились, погибло много людей. Беззвучно поминая Николая-угодника и Богоматерь, я мысленно молил их поскорее проскочить горы перевала Саланг и оставить меня в живых. Когда болтанка закончилась, появилась другая напасть — густой туман. В голову лезли ненужные воспоминания о крушениях в кабульской котловине советских грузопассажирских самолетов с людьми на борту, хотелось побыстрее увидеть спасительную восьмиконечную «снежинку» кабульского централа Пули-Чархи. Но тюрьму с воздуха я в тот раз так и не увидел: туман стелился почти по земле, и когда самолет выпустил шасси и зашел на посадку, в иллюминаторе мелькнула лишь вышка управления полетами кабульского аэропорта да большое количество военных самолетов и вертолетов всех мастей.
По неопытности я стал заполнять какие-то карточки визитера Исламской Республики, которых в ДРА в 80-е годы не было и в помине. В этом мне охотно помогали местные полицейские-пограничники. За свою бескорыстную помощь в заполнении «аусвайса» они потом попросили у меня два доллара. Паспортный контроль я прошел одним из последних. Таможенникам мой багаж, состоявший из одной сумки, показался неинтересным: водки в ней не было, а потому я быстро вышел из здания аэропорта на улицу, где меня уже встречала симпатичная девушка Вера — пресс-атташе посольства и сопровождавший ее водитель-охранник.
— Я уж часом подумала, что вы не прилетели, — смеясь, сказала она.
— Да вот с пограничниками заминка вышла, ответил я, показывая ей заполненную афганскими каракулями «карточку визитера».
— Оставьте себе на память, — снова засмеялась она. — Никакие карточки заполнять не надо, вы ведь не турист!
Посольская машина стояла на охраняемой VIP-стоянке, слева от здания аэропорта. Почти напротив нее, через дорогу с клумбой, где «моджахеды» поставили как памятник своему «героическому» прошлому советский военный самолет, в 80-е годы располагался наш отдельный радиотехнический батальон ПВО, а чуть левее — шлагбаум на въезд в легендарный «полтинник» и Пересылка. Никаких следов, вообще ничего, что бы напоминало о них, не осталось. Какие-то новые здания песочного цвета и море строительной техники. Дорога-то в город отсюда одна — строго на юг. И мы поехали. Раньше эта дорога была почти пустынной, вдоль нее стояло лишь несколько дуканов, где можно было остановиться попить кока-колы и купить сигарет. Сейчас здесь построено много жилых зданий, лицей для девочек, магазинчики и много еще чего. С левой стороны дороги разросся бывший советский «новый» микрорайон, в котором в свое время я прожил довольно счастливые по тем временам 15 месяцев. В конце дороги, въехав на перекресток с круговым движением, мы уперлись в высокий монумент.
— Это памятник предводителю «Северного альянса» Ахмадшаху Масуду, — пояснила мне пресс-секретарь.
Восемнадцать лет назад я бы промчался от этого места, никуда не сворачивая, на своей «Ниве» с зелеными номерами мимо президентского дворца и до площади Пуштунистана за одну минуту, но сейчас дорогу преграждал целый укрепрайон, выстроенный американцами у своего посольства. Тяжелые бетонные заграждения с лабиринтами ходов и пулеметными точками охраняли фасад здания, естественной защитой доступного правого фланга являлось здание министерства здравоохранения. Тыл дипмиссии США выходил в «зеленую зону» с такими же редутами, там же располагались посольства многих западных стран и представительства международных организаций.
Мы ехали по фешенебельной улице Вазир Акбар Хан мимо центрального афганского госпиталя «Чарсад бистар», в «инфекции» которого летом 80-го года я пролежал чуть меньше месяца. Удивительно, но спустя столько лет я испытывал искреннюю сердечную благодарность афганским медикам и медсестрам, принимавшим вместе с советскими врачами активное участие в моем излечении от брюшного тифа и амебной дизентерии, которые я подхватил на операции в Джелалабаде. Про себя подумал: непременно нужно сюда прийти «подышать» прошлым. Далее мы ехали по хорошо знакомой мне дороге мимо старинного особняка афганского МИД, минуя усиленные посты полиции, затем выехали на площадь, где сейчас обустроилось министерство образования, повернули налево к агентству «Бахтар», а от него направо по улице, ведущей к проспекту Дал уль-Аман.
Первый вопрос, который я задал спутнице, состоял в том, почему в городе так много зеленых полицейских фордовских пикапов с установленными на них пулеметами ПК?
— Часто происходят нападения и теракты, ну и так, для устрашения, — весело ответила мне работник посольства. Проспект Дар уль-Аман, начинавшийся, как и прежде, от здания городской автоинспекции, был покрыт еще старым советским асфальтом, который здесь клали при мне аж в середине 80-х. Да, весь в трещинах, колдобинах и заплатах, но он выстоял! Он выдержал три войны — нашу с бандитами и контрреволюционерами, междоусобицу «моджахедов» и «моджахедско-талибскую». В голове сразу всплыл старый лозунг моей молодости — «Советское — значит отличное!».
