Удивительный был тогда момент, наверное, исторический: мы с Сергеем и Яковым стояли на холмике у Дар уль-Амана, а за нашими спинами возвышался дворец Тадж-Бек. Так и стоим мы там до сих пор, только уже на фотографии. Жаль, что совсем недавно Якова Федоровича не стало. Это был очень простой в общении, необычайно добрый и душевно открытый человек, отличавшийся необычайной порядочностью и обязательностью. Царствие ему небесное.
Макс
В дни, когда настроение опускалось до нуля, я ездил в гости к Максу. Предприниматель Максуд Ахади, который сейчас вместе с семьей живет в Германии, тогда был молодым предпринимателем и держал дукан возле российского посольства. Торговал он исключительно военным обмундированием НАТО, которое поставляли ему окольными тропами непонятные поставщики. Торговать военной амуницией категорически запрещалось, но у Макса были хорошие покровители в органах безопасности, которые всегда предупреждали его о грядущих рейдах полиции. В 2009 году Макс не ужился с нашим послом — причина ссоры, как мне кажется, крылась в продаже ему спиртных напитков одним из охранников дипмиссии. Вообще-то это было неприглядно, когда кто-то наживался на продаже спиртного, которое приходило к нам по дипломатической выписке. С другой стороны, Макс не хотел закладывать «коммерсанта», чтобы не прослыть стукачом. В результате Максу пришлось переехать в другое здание, уже подальше от посольства, на проспект Дар уль-Аман, где размещался районный филиал Da Afghanistan Bank. Так как центральный банковский офис, где у меня был открыт расчетный счет, находился в районе перманентных терактов, я исхитрился получить разрешение руководства финансового учреждения обслуживаться в районном отделении. Банк размещался на втором этаже дома, а магазин Макса на первом.
У Максуда в дукане днем всегда было полно посетителей, большинство из которых составляли россияне. Тут можно было купить все, начиная от армейских ботинок, военного камуфляжа, полевых очков и новейших бронежилетов и заканчивая серьезной оптикой и приборами ночного видения. Но вечером там было не так многолюдно. Иногда Максуд готовил в маленькой каптерке ужин. В афганской никелированной скороварке, отличавшейся от кастрюль советской породы лишь вычурностью формы, он тушил баранину с помидорами, перцем и картошкой. Полакомиться его стряпней любили многие афганцы, среди которых попадались очень интересные люди, через которых я узнавал много нового о готовившихся и уже прошедших мероприятиях в столице. У Макса в холодильнике всегда стояла или бутылка водки, или фляга со спиртом, а когда они заканчивались, он не стеснялся звонить мне и просить помочь ему с «топливом». Однажды, когда мы в компании переодетых в гражданское афганских офицеров ужинали у Макса, он выпил лишка и разоткровенничался.
Максуд Ахади происходит родом из богатой семьи пуштунских интеллигентов, которая раньше имела в Кабуле собственный дом. В период Апрельской революции его отец был видным партийным функционером НДПА и занимал крупный государственный пост. Во время президентства доктора Наджибуллы в кабульском пригороде Баграми отца убили душманы. При живой матери Макс, по существу, остался сиротой. В Афганистане принято, что жена умершего или погибшего мужчины переходит «по наследству» его брату. А дядя Максуда не захотел, чтобы он оставался жить вместе с ними, и отдал его в знаменитый детский дом «Ватан». В этом детском доме, располагавшемся на проспекте Дар уль-Аман, во времена революции воспитывались дети погибших крупных партийных функционеров и военных, а также отпрыски видных полевых командиров моджахедов, оставшиеся сиротами. Совместное воспитание детей революционеров и душманов предусматривало воспитание человека новой формации, которому предстояло жить при социализме. Воспитанников «Ватана», директором которого на протяжении длительного времени являлась супруга президента Бабрака Кармаля — Махбуба, посылали на учебу и отдых в СССР. Так произошло и с Максудом, который с дрожью в голосе вспоминал счастливые дни, проведенные им в лагере «Артек», а также учебу в советской школе.
Но случилось страшное. В 1992 году Россия в лице Ельцина прекратила военную и экономическую помощь Афганистану, и власть перешла к бандитам, называвшим себя моджахедами. Для Максуда, который к тому времени был уже подростком, и его товарищей наступили времена тяжких испытаний. Сначала, ни о чем их не проинформировав, афганских ребят и девчат «бывшие друзья» привезли в Узбекистан. А оттуда по «Мосту дружбы» их просто выпихнули на афганскую территорию. Максуд вспоминал, что, когда большая группа детей ступила на территорию афганского города Хайратон, бандиты, хохоча, начали стрелять им по ногам. Они издевались над беззащитными детьми, как могли, называя их «советскими выкормышами». Часть детей погибла, часть осталась жить, но с пулевыми ранениями ног, поэтому Максуд с тех пор хромал. Девочек-подростков бородачи растащили по своим логовам — насиловать. Как-то раз ночью Максуд и два его товарища сбежали из концлагеря, построенного для них моджахедами. Правдами и неправдами они добрались до Кабула. Есть было совсем нечего, и они побирались, просили милостыню у дверей мечетей.
Однажды, сидя у входа в мечеть, Максуд увидел человека в серой царандоевской форме, который оказался его другом детства. Тот рассказал, что бандиты набирают в отряды самообороны молодежь, чтобы хоть как-то обеспечивать порядок в городе, где царили мародерство и произвол. После перенесенных испытаний Максуд выглядел уже взрослым человеком, хотя ему было всего 14 лет. Его взяли служить в «полицию», выдав автомат и небольшую сумму денег на еду. Как-то раз, когда он был свободен от выполнения рутинных обязанностей, Максуд пришел к порогу родного дома и постучал в ворота. На улицу вышла женщина — его мать, которая, увидев взрослого сына, упала без сознания. Максуд, плача, приводил ее в чувство. Потом они долго говорили о происшедшем с ними и их государством, и мать решительно направилась к своему новому мужу, чтобы устроить судьбу своего сына. Дядя проникся рассказом жены и согласился пустить Максуда к себе в дом, где тот только ночевал в перерывах между несением службы.
Талибские времена Максуд описывал как не очень страшные по сравнению с войной между различными группировками моджахедов, в которой погибло около 70 тысяч жителей афганской столицы. Сам он тогда чудом остался жив, дезертировав из «полиции». А при талибах хоть и было очень нелегко, но в городе все-таки ощущался хоть какой-то порядок. Пуштунов талибы особо не трогали, только зорко следили за соблюдением ими норм шариата. Нельзя было слушать музыку и смотреть телевизор, рисовать, петь, участвовать в демонстрациях. Но можно было молиться, наблюдать за собачьими и петушиными боями, кормить птиц и заниматься торговлей. Так Макс стал коммерсантом.
Владелец дукана рассказывал, как поначалу торговал овощами с телеги, а потом стал помощником мясника, где зарабатывал больше денег. Как это ни странно, но талибы действовали в духе «коммунистов», устанавливая предельные цены на те или иные виды продовольствия. Нарушивших их «постановления» торговцев они сурово наказывали. Как-то раз вооруженные бородачи увидели плакавшего на рынке дряхлого старика. Уважение к старшим есть один из постулатов шариата, и они подошли к нему поинтересоваться, почему тот лил слезы. Дед сказал, что хотел купить кость, чтобы сварить шурпу, но мясник загнул ему цену, вдвое больше установленной. Тогда они послали в лавку мясника подростка, чтобы тот праздно поинтересовался ценой на мясо и кости, а потом доложил им о выполнении задания. Подросток сделал все так, как они велели. Цена оказалась завышенной ровно в два раза. Тогда талибские контролеры вошли в лавку мясника и огромным тесаком отрубили ему правую руку, повесив ее на крюк рядом с тушами убитых животных. На отрубленной руке они прикрепили ценник с надписью «бесплатно». С тех пор цены на рынке никто самовольно повышать не осмеливался…
