Раббани быстро покинул выставку, и все внимание присутствовавших сразу переключилось на генерала Ходайдада, который в одном из павильонов примерил на себя бадахшанскую войлочную бурку и паколь. По мнению собравшихся, эта одежда была ему очень к лицу, и генерал приобрел один из таких «комплектов». После осмотра достижений народного хозяйства публика подышала свежим воздухом на чамане (лугу) под бдительным оком вездесущей охраны и двинулась к празднично накрытым столам. Первыми заняли места в трапезной местные жители, приглашенные на праздник, затем военные. Ввиду их многочисленности, некоторым задержавшимся иностранным гостям искали дополнительные стулья. Но в конце концов все были усажены за столы и официанты стали разносить еду. Притомившиеся на солнце участники мероприятия набросились на спелые и сладкие местные арбузы, которые уж точно стали в тот момент большим достижением сельского хозяйства Бадахшана. Были поданы плов, баранина и мясо птицы. Каждый гость получил банку холодной кока-колы. Сытые и умиротворенные участники торжества двинулись в сторону машин, где уже собрались толпы взрослых местных жителей и ребятишек, пришедших поглазеть на иностранцев и живых министров.
В Бадахшане, который во время режима талибов являлся оплотом боровшегося против него «Северного альянса», было относительно спокойно. Население не тревожили набеги душманов, оно спокойно жило и потихоньку занималось сельским хозяйством, которое вскоре могло полностью вытеснить наркопроизводство. Жители Бадахшана, преимущественно этнические таджики, приветливые и добродушные. К русским относятся хорошо, даже тепло. В двадцати минутах полета на вертолете от Файзабада находится территория Таджикистана, с которым у местных жителей исторические и тесные отношения. В придорожных кишлаках в глаза бросались старые, но выносливые советские автомобили — «КамАЗы», «УАЗы», «Волги». Все они были на ходу.
В кишлаке Чата, до которого надо было добираться на внедорожниках по крутым горным серпантинам вдоль бурлящей Кокчи, министерство по борьбе с наркотиками построило для местных крестьян небольшую гидроэлектростанцию. По словам генерала Ходайдада, это пример того, что его ведомство слов на ветер не бросает. Если прекратили культивировать опиумный мак, пожалуйста, получите гидроэлектростанцию, свет в свои дома и оросительную систему. Согласно информации управделами министерства Гамаюна, мощность гидроэлектростанции в Чата составляла 120 кВт. Она обеспечивает энергией почти 1200 крестьянских хозяйств уезда. Всего министерство по борьбе с наркотиками построило в Бадахшане две такие маленькие гидроэлектростанции, потратив на эти проекты 2 миллиона 700 тысяч долларов.
Высыпавшие на улицы из своих глиняных домов дети и взрослые сгрудились на берегу оросительного канала и приветливо разглядывали чужестранцев. Многие из них, как это ни странно, знали русский язык. Память о советских специалистах, много сделавших для Бадахшана в прошлом веке, здесь еще была жива, да и соседний Таджикистан местные воспринимали как СССР. Удивительно, но более половины жителей Исламской Республики Афганистан не подозревали в то время, что Советского Союза больше нет и что его правопреемником стала Россия. В Афганистане 14 век по мусульманскому летосчислению, и он не торопится жить по-европейски. Меняются только уходящие и приходящие поколения, а жизнь в глубинке не изменяется веками.
В оазисе ветвистых деревьев из-за камней то тут, то там показывались любопытные детские лица, но при виде видеокамеры они исчезали. Фотографироваться здесь боятся — у мусульман это не принято. Рядом на маленьком лугу мирно пасся трудолюбивый ослик, коих здесь было великое множество. По соседству с ним жевали сочную траву овцы и козы. Дети крутили им хвосты и кидались в них мелкими камнями. Иногда рассерженный козел поворачивался к ним рогами, тогда они, смеясь, с визгом убегали прочь…
Гостей пригласили внутрь помещения электростанции, и министр Ходайдад завел установку. Турбина начала вращаться, по оросительным каналам мутным потоком потекла влага. Вода в бадахшанских горах — это жизнь, поэтому местные жители теснились в очереди, чтобы пожать руку генералу. Сам же Ходайдад ежечасно по-русски интересовался, как у меня обстоят дела, не нуждаюсь ли я в чем-нибудь. После этого он отдавал распоряжения сопровождавшим его лицам и военным разгрузить меня от ноши — легкого рюкзака, купленного на выставке коврика с портретом известного душмана Ахмадшаха Масуда, принести воды и усадить на почетное переднее место в автомобиле.
Провинциальное управление национальной безопасности (ГУНБ) Исламской Республики располагалось в то время там же, где в 80-е годы прошлого века размещалось управление службы государственной информации, а попросту афганский КГБ. Те же здания, те же кабинеты. Только государственный флаг, развевающийся над зданием, чуть-чуть изменился да вместо портретов бывших президентов демократического Афганистана Бабрака Карамаля и доктора Наджибуллы на стенах висели фотографии Хамида Карзая. В просторном кабинете начальника спецслужбы вдоль стен стояли бархатные диваны и множество чайных столиков, на которых в красивых блюдах было выложено традиционное афганское угощение к чаю — спелые миндальные орехи, желтый сушеный горох, продолговатый матовый и зеленоватый сладкий изюм, кульча (орехи, залитые сахарным сиропом). Офицеры-интенданты разносили гостям ароматный зеленый чай.
Ходайдад, находившийся в центре всеобщего внимания, увидев меня, входившего в кабинет, на языке дари обратился к руководителям ГУНБ:
— А это наш старый друг-«шурави», в годы Апрельской революции служил у военных советников в 4-й танковой бригаде.
Лица «комитетчиков» засияли улыбками: все они в те далекие годы служили в ХАД, и для них, по существу, на сегодня мало что изменилось, разве что портреты вождей. Они сразу вспомнили русский язык и далекие дни, называя их «добрым временем». Водитель нашего авто, долгие годы возивший советских советников на «уазике», по дороге в управление называл нас товарищами, делая ударение на букву «и». Дривар (по-афгански шофер) все помнил и пригласил в гости к нему домой в Кабуле. Он здесь находился в спецкомандировке. Добрые времена уходят, но помнящие их люди пока остаются. Потом уйдут и эти люди, и неизменными останутся только горы и голубое афганское небо над ними.
Австралийские «спецы» и оперативные работники ГУНБ, вооруженные разнообразными автоматами и винтовками с оптическим прицелом, зорко охраняли гостей главы провинциального управления безопасности, которые в это время выпивали десятки литров зеленого чая. Они были подчеркнуто вежливы и приветливы. Это отличительная особенность работы спецслужб. Грубить в Афганистане иногда может только полиция, профессионалы же считают это недопустимым. Вечером над Файзабадом пошел проливной дождь, появилась радуга, причудливо расцветившая склоны гор во все свои цвета. Воздух наполнился озоном, и стало очень легко дышать. И хотя струи воды заливались под воротники, все стояли на улице под дождем и смотрели на это чудо природы. Горы становились то желтыми, то зелеными, то фиолетовыми. Это было фантастическое зрелище, наверное, самое красивое из тех, что я видел за все годы, проведенные в Афганистане.
На обратном пути в Кабул в том же трещавшем самолете, экипаж которого оказался украинским, я сел в кресло рядом с министром и подробно расспросил его об успехах, достигнутых его ведомством в целом по стране. И узнал от него, что в текущем году посевы опиумного мака могли сократиться на 30 %. Объем производства героина в Афганистане в 2007 году составил более 800 тонн и стал рекордным за всю историю этой страны, но площади плантаций мака начали сокращаться. За несколько последних лет министерство проделало большую работу в этом направлении. В 2006 году посевы наркосодержащих растений прекратились в шести провинциях, в 2007-м — еще в семи. В 2008 году министерство планировало освободить от этих посевов еще семь провинций. Таким образом, в 20 афганских провинциях не будет культивироваться опиумный мак.
