Внимательно выслушав мои рассказы о некоторых экспонатах его Музея войны, с которыми пришлось сталкиваться в реальности, Фазель разрешил сделать репортаж о нем, а также привести сюда всех россиян, кому это интересно, посмотреть на то, что когда-то летало, стреляло, взрывалось, убивая и калеча людей, губя судьбы во имя безумных идей и несбыточных идеалов. Высокий, плотного телосложения и уверенный в себе Фазель является владельцем и президентом одного из сильнейших и популярнейших в Афганистане пуштуязычного телеканала «Шамшад», здание которого он сам и построил, одновременно возглавляя программу по разминированию с типично афганским названием OMAR (Organization for Mine Clearance and Afghan Rehabilitation).
По словам Фазеля, идея создания такого музея появилась сразу после того, как работники программы разминирования начали находить в земле «эхо войны», причем не только афганско-советской, но и всех трех англо-афганских. После того как было найдено несколько десятков ценнейших исторических экспонатов, включая британские корабельные пушки и полевые орудия, а также собрана богатейшая коллекция мин всех мыслимых и немыслимых разновидностей, в 1994 году был создан Музей войны. Первоначально он размещался на небольшой территории района Вазир Акбар Хан, но, после того как Фазель выкупил землю и подготовил площадку, музей переехал в район Чамане Хозури, к подножию исторического кладбища.
Сам хозяин музея был в тот день сильно занят: одновременно возглавлять телеканал и программу разминирования — дело довольно сложное, а потому прогулка на свежем воздухе была для него своего рода отдушиной. На площадке снимала документальный фильм журналистка из киносъемочной компании НАТО, которой надо было многое разъяснять; да и крестьяне, сажавшие деревья и цветы на газонах между экспонатами, нуждались в руководящих указаниях. А потому Фазель вызвал мне квалифицированного гида — доктора Гуляма Дастагира Хазрати, который помог разобраться в сложной структуре музея.
По словам Хазрати, музей служит не только местом паломничества сотен туристов, киногрупп, фотографов и любознательных афганцев, но одновременно представляет собой учебную базу. Программа OMAR подразделяется на два раздела — непосредственного разминирования и противодействия минной угрозе. Сам он учил детей и взрослых методам обнаружения и распознавания мин, минных ловушек и взрывных устройств.
Войдя в здание «внутреннего» музея, Хазрати сразу указал мне на каменную мемориальную доску с выбитыми на ней именами и разъяснил, что на ней увековечены имена тех, кто стоял у истоков программы и погиб, очищая афганскую землю от мин. Примечательно, что это были люди разных убеждений и профессий, которых объединила одна общая идея — сделать так, чтобы афганские дети не боялись ходить по своей земле спокойно. Ширпур Хан — супервайзер программы противодействия минной угрозе, выпускник правового факультета Кабульского госуниверситета. Шах Мохаммад — мастер программы противодействия минной угрозе, выпускник научного факультета Кабульского госуниверситета. Гулям Дастагир — учитель. Абдель Мансур — офицер афганской армии, получивший диплом в военном университете и учившийся пять лет в Советском Союзе. Азизулла — врач. Мохаммад Айяз — известный писатель и поэт, издавший в Афганистане десятки своих книг. Абдул Рахман — водитель… Этот скорбный список, по словам моего гида, можно было бы читать бесконечно.
— На этой доске выбиты имена лишь тех, кто начинал в самое трудное время, когда наша земля буквально кишела минами и неразорвавшимися боеприпасами. А если бы высечь в камне имена всех погибших саперов, то места на стенах музея для мемориальных досок не хватило бы, — сказал гид.
Экспозиция выставки мин очень богатая. Хазрати подвел меня к стеллажу с вырытыми из земли советскими минами — ему они были очень интересны, — а затем к витрине с самыми современными и наиболее опасными «кластерными» американскими минами, использовавшимися в борьбе с талибами. Мое внимание сразу привлекло то, с чем приходилось сталкиваться в жизни. Вот они, наверное, самые подлые в мире противотанковые и противопехотные мины, изготовленные из полимеров. Мало кто знает, что в 80-х годах прошлого столетия, когда советские граждане мечтали стать обладателями супермодных «Жигулей», концерн «Фиат», приложивший руку к созданию этой популярной марки легковых автомобилей, одновременно изготавливал и эти мины, получившие у советских солдат и офицеров прозвище «итальянки». Эти мины не поддаются обнаружению металлодетектором, так как не содержат металлических частей. Взрывной механизм устроен так, что на ней может подорваться только десятая или пятнадцатая машина в колонне. С каждым наездом колеса «флажок» взрывателя поднимается все выше, пока не замыкает контакт.
В окутанном полумраком зале музея стоит то, что стреляло по англичанам и гражданам Советского Союза. Это и минометы — от крупнокалиберных до «партизанских» с радиусом действия всего в 600 метров, — и безоткатные орудия, и ружья на треногах, пережившие все афгано-британские войны и успешно применявшиеся против нашего Ограниченного контингента. Есть тут и совсем неожиданные экспонаты, такие как «чапаевский» пулемет «Максим».
Мы вышли с Хазрати на улицу — туда, где выставлены наиболее грозное оружие и боевые машины, применявшиеся в войне 1979–1989 годов. Посреди зеленого поля стоит оперативно-тактическая ракета комплекса Р-300, известная всему миру как «Скад», наводившая в свое время ужас как на моджахедов, так и на мирное население. Неподалеку — зенитные установки, которыми душманы сбивали наши вертолеты, рядом советские гаубицы и самоходные артиллерийские установки, утюжившие позиции душманов. На последней «литерной» стоянке застыла гроза тех далеких дней — боевой советский вертолет «Ми-24», а рядом уже совсем не грозный военно-транспортный вертолет, на котором афганцы нарисовали картину мирной жизни — крестьян, убирающих урожай, и девушку с кувшином на плече. У самого входа в музей стоит четырехкрылый советский самолет, на котором автор этих строк, будучи военным переводчиком, должен был лететь в апреле 1980 года в город Джелалабад, но самолет тогда сломался и не полетел. По слухам, его сбили моджахеды в начале 80-х, а вот Фазель нашел и привез в свой Музей войны. Было тяжело и грустно ходить по этому музею своего и чужого прошлого. Директор, почувствовав это, оставил «натовскую» девушку и подошел к нам.
— Мы закрыли старую страницу в истории. Мы, конечно, будем ее помнить, и я буду признателен за любой документальный фильм о войне 80-х. Ведь люди должны знать правду о ней, а не слушать россказни псевдомоджахедов или политиканов. Но все-таки пришло время начать все с самого начала, вновь строить наши отношения на основе дружбы, взаимного уважения, справедливости и понимания, — сказал директор, пригласив всех русских посетить его музей. — Входную плату мы не берем. У входа стоит копилка, в которую каждый сможет бросить столько денег, сколько подскажет ему сердце. Они нужны нам только для поддержания этого музея. Ведь не зная своего прошлого, людям будет трудно предугадать свое будущее, — сказал на прощание Фазель.
В последние дни перед отъездом мы с пресс-секретарем посетили мероприятие министерства образования, где под большим красным шатром выступал с трибуны хорошо знакомый мне хромоногий министр Ханиф Атмар, который в 80-х служил в одном из управлений службы безопасности. Это хорошо, подумал я, значит, и «коммунисты» здесь сегодня тоже при делах. Вторая встреча была куда более интересней — на одной из хорошо охраняемых вилл в кабульском районе Карт-е Чар я четыре часа кряду беседовал с глазу на глаз с секретарем Национального фронта Афганистана, главой парламентского комитета по вопросам экономики хазарейцем Саидом Мустафой Каземи, который ранее занимал пост министра торговли. Узнав, что во времена Апрельской революции я служил и работал в Афганистане, Каземи велел на сегодня больше никого из ходоков не принимать и распорядился подать к столу чай и сладости.
