Далее наш путь пролегал через несколько северных провинций. В небольшом придорожном кишлаке, уже на порядочном расстоянии от Саланга, дорогу нам преградил броневик песчаного цвета. Военнослужащие иностранного контингента ISAF, судя по нарукавным нашивкам — европейцы, были ошеломлены тем, что они, стоявшие в бронежилетах при полной боевой выкладке, вынуждены были проверять документы у «долбанутых» русских, которые спокойно ехали себе на север в рубашках с коротким рукавом. Мы загодя спрятали оружие под сиденья и, открыв дверь, начали с ними объясняться на пальцах. Не помню, по какой причине, но английский язык в тот момент почему-то напрочь вылетел из головы, и я объяснялся с ними, используя очень скудный словарный запас, тряс посольским удостоверением личности. Но если я еще как-то был похож на русского, то Алексей, лицо которого украшала черная небритая щетина, вызвал у них подозрение и даже страх. Но и он замахал удостоверением, предъявив, помимо прочего, документ сотрудника миссии ООН по борьбе с наркотиками. Эта карточка подействовала на офицера успокаивающе.
Пока нас проверял командир, стоявший рядом с машиной (устроить досмотр он не мог ввиду того, что на авто были красные дипломатические номера), бродившие вокруг иностранные солдаты показывали нам поднятые вверх большие пальцы правой руки, выражая искреннее восхищение нашей смелостью и раздолбайством. На прощание офицер, пожелав нам доброго пути, информировал, что в районе Доши несколько часов назад на дороге шла ожесточенная перестрелка. Отъехав от патруля где-то на километр, мы увидели по правую сторону от дороги довольно большой гарнизон немецких военных с танками и броневиками. Но «вермахт» на нас вообще никак не отреагировал — с русскими связываться себе дороже…
Наш путь лежал сразу через несколько северных провинций. Зеленые рисовые чеки и узкие скалистые ущелья проскочили без происшествий, правда, на одном из участков пути не разглядели под ярким солнцем на повороте огромную яму посреди дороги, которая там образовалась из-за провала грунта. Ехавшая первой машина Красикова взлетела, как лыжник на трамплине, но удачно приземлилась, потеряв лишь кое-какие запчасти при сильном ударе глушителем об асфальт. Увидев этот кульбит, Алексей попытался экстренно затормозить, но наш автомобиль из-за брони весил гораздо больше, чем «Прадо», снизить скорость удалось только частично. В свободном полете я думал о том, что сейчас все четыре колеса раскатятся в разные стороны по шоссе и наша поездка закончится именно здесь. Но «крузак» неожиданно легко перенес удар, а мы его вообще почти не почувствовали. Решили дальше сильно не гнать, ведь здесь на дороге помощи ждать было неоткуда.
Объезжая большое красивое озеро в районе Доши, увидели старые советские БТРы, вмурованные афганцами в нависающие обочины дороги для того, чтобы избежать осыпей и оползней, а также поросшие тиной остатки деревянных столбов от старого моста. Дорога вилась по открытой местности, и чем дальше она шла на север, тем становилось жарче. Вообще провинция Балх — одно из самых жарких мест в Афганистане. Из-за жары здесь в изобилии растут арбузы и дыни, и их вырастает здесь значительно больше, чем может съесть местное население. Бахчевые стоят совсем недорого, а потому водителям грузовиков невыгодно везти их даже в Кабул — слишком большие затраты на бензин или дизтопливо, в результате коммерческая перевозка не окупается. Мы, конечно, мимо арбузов, похожих размерами на авиабомбы, и сочных желтых продолговатых дынь просто так проехать не смогли и прикупили себе по парочке.
Уже когда въехали в провинцию Балх, то решили в Мазари-Шариф сразу не соваться — было слишком жарко, и на одном из пустынных перекрестков свернули направо к пограничному с Узбекистаном порту Хайратон, где размещался городок, в котором жили наши консульские работники, работавшие в Мазарях по сменам.
По афганскую сторону «Моста дружбы»
Хайратон нас встретил адской жарой — в тени 47 градусов по Цельсию, деревьев мало, а потому и тени практически не было. Однако порт жил бурной жизнью: по дорогам в сторону границы и обратно беспрерывным потоком следовали грузовики, фуры и автоцистерны со всех уголков Афганистана. Пустыня вокруг единственной дороги, ведущей от развилки к городу Мазари-Шариф, была заминирована. Это дело рук моджахедов, которые вели беспрерывные войны после вывода из Афганистана советских войск. Отходить от дороги было опасно — несколько шагов в сторону могут привести на минное поле. Поэтому по малой нужде мы сходили прямо на трассе. По дороге к Хайратону идут в основном старые советские и новые российские грузовики — «МАЗы», «КамАЗы» и «ЗиЛы». Афганцы предпочитают надежные «кондовые» грузовые автомобили их европейским аналогам — они дешевы в обслуживании и чрезвычайно выносливы. Иногда перегруженные машины срываются с грунтовой дороги и зарываются в заминированных песках. Тогда к ним на помощь приходят мощные тягачи.
Прибыв к КПП нашего консульского городка, мы с удивлением увидели у ворот огромные мусорные кучи, над которыми роились большие черные мухи. Так «новые» афганцы демонстрировали свое отношение к россиянам. Пару десятилетий назад за этот мусор кое-кто мог бы жестоко поплатиться, оказавшись в тюрьме по обвинению в саботаже или подрывной контрреволюционной деятельности. Но сейчас времена другие, никто с них за это не спросит.
Нас расселили на первом этаже дальнего крайнего дома в «гостевой» квартире, где я последний раз обитал в далеком 1986 году. Ничто не изменилось здесь с тех пор. Казалось, время, быстро переворачивавшее страницы истории, здесь обо что-то споткнулось. И вдруг остановившись, законсервировалось в виде цветной иллюстрации советского быта: тот же мангал у второго подъезда, тот же памятник советским воинам-интернационалистам — башня бронетранспортера на постаменте с «неправильным» пулеметом, все тот же бассейн, который красили последний раз голубой краской 22 года назад. Только за высоким забором жили уже не советские сотрудники совместного предприятия «АСТРАС» и работники таможни, а афганцы, поэтому оттуда сильно несло мусором.
Вечером мы познакомились с нашим генеральным консулом, который в то время сильно страдал болезнью почек. Сам он спиртного в рот не брал, но принес нам в подарок бутылку хорошего коньяка, привезенного им с того берега Аму-Дарьи. Оказалось, что мы с ним учились едва ли не на одном курсе в ИСАА при МГУ у одних и тех же преподавателей. Сидя на скамейке у подъезда под раскидистым деревом, мы вспоминали нашу юность и годы, проведенные потом в Афганистане. Было тепло, безветренно и спокойно…
На следующее утро, искупавшись в цветущей зеленой воде «пожарного резервуара», в который был официально переименован бывший советский бассейн, вероятно ввиду отсутствия средств на его покраску и фильтры, мы решили слегка размяться подарком генконсула и поехали в город, по пути остановившись в придорожной харчевне. На головах у нас красовались паколи, которых тут из-за жары местное население не носит. Попросили бачу принести нам шашлык и два чайника. Он спросил, какой чай будем пить — зеленый или черный. Мы молчали, потому что чаю как-то не хотелось.
— Хозяин шашлычной здесь?
— Да, сейчас позову.
Подошел мужик примерно нашего возраста, который сразу признал в нас «шурави». С памятью о прошлом и пониманием того, что русские могут «принимать» и с утра, у него все было в порядке. Хозяин принес нам два никелированных чайника, а вместе с ними и две бутылки холодной кока-колы. Позавтракав, мы поехали на ближайшую бензоколонку заправить автомобиль, чтобы потом навестить начальника управления по борьбе с наркотиками провинции Балх, с которым Алексей предварительно созвонился.
