— Господин Сирадж, а как сами натовцы реагируют на ваши предложения возродить сельскохозяйственное производство в Афганистане?
— Вчера я встречался с официальными лицами, представляющими НАТО. Они мне рассказывали, что хотят построить здесь некое «новое государство». Я им ответил: вы хотите построить здание и накрыть его крышей, но у этого здания нет фундамента. Любой дом без фундамента в конце концов упадет. Они мне сказали, что подопрут крышу этого здания четырьмя колоннами и дом будет стоять. Я ответил: нет, строить дом без фундамента все равно что принимать пищу тем местом, откуда обычно выходит то, что от нее остается после переваривания в организме. Не дерево держит свои корни, а корни удерживают дерево на земле. Народ — это как раз корни страны. И если не будет корней, в этой стране никогда не будет мира. Мы должны идти в народ и помочь ему. Не надо помогать ему, предлагая жевательную резинку и кока-колу. Помогите народу построить то здание, которое ему нравится, а не то, которое нравится вам.
— Очень легко говорить: «О! Мы построили тысячу школ!» Но если в каждой школе должны работать хотя бы 10 учителей, то нам понадобится 10 тысяч учителей, чтобы обеспечить учебный процесс. У нас их нет. Легко говорить: «О! Мы построили тысячу клиник!» Клиники — это хорошо, но в каждой из них должны работать как минимум два врача и четыре санитара. Это четыре тысячи санитаров и две тысячи докторов, которых у нас нет. Мое предложение состоит в следующем: давайте начнем с того, что мы имеем на сегодня, давайте накормим народ, набьем пищей желудки людей. Давайте сделаем так, чтобы афганские дети не искали бы себе еду на помойках. Вы, наверное, видели, что на улицах Кабула с раннего утра пяти-шестилетние дети продают жевательную резинку. Они делают это для того, чтобы добыть кусок хлеба для своих семей.
Прежде всего мы должны накормить свой народ. Афганистан всегда был аграрным государством, и 87 % населения всегда занималось сельским хозяйством. Давайте подумаем о возрождении афганского сельского хозяйства. Наша страна некогда представляла собой, если так можно выразиться, «фруктовую корзину». Россия в свое время взяла на себя весь труд по созданию джелалабадского ирригационного и сельскохозяйственного комплекса. Если вы поедете в город Джелалабад, то увидите там остатки ферм, где выращивались апельсины, мандарины, грейпфруты, оливки. В свое время Россия все это импортировала из Афганистана. Сегодня в Джелалабаде вы не найдете ни одного апельсинового дерева, оливковые деревья стали дичками. Почему это происходит? Все помпы, подающие воду на оливковые плантации, давно украдены, ирригационная система разрушена, годами за деревьями никто не ухаживал. У нас в Джелалабаде есть фабрика по производству фруктовых и овощных консервов, но она не работает, так как в банки просто нечего закатывать. Россия в свое время построила в Джелалабаде огромный оросительный канал, который сейчас заброшен. Вы могли бы подать электричество в этот город, и я уверен, что все снова заработает. Ведь мы в Джелалабаде в свое время, когда все работало, выращивали пять видов сахарного тростника и производили 35 % всего афганского сахара. Сегодня там растет всего два вида сахарного тростника, который народ просто жует и который никто не перерабатывает, сахарный завод давно умер.
Существует очень много сфер, куда бы вы могли приложить свои усилия, создав при этом большое количество новых рабочих мест. Вот именно это я надеялся услышать на московской антинаркотической конференции.
— Исполнение таких масштабных программ, как возрождение джелалабадского ирригационного комплекса, наверняка потребует от России больших капиталовложений. А насколько эффективно сейчас вкладывают капитал в Афганистане страны-доноры?
— Да, осуществление этих планов потребует больших денежных затрат, но они, я уверен, окупятся. Это вам не молочно-перерабатывающий завод, который построили в городе Кундуз с помощью и на деньги USAID. Они бездумно потратили на строительство 11,5 миллиона долларов, после чего выяснилось, что перерабатывать нечего, так как крестьяне не держат коров — им не выгодно. Теперь американцы решили закупать сухое молоко для этого предприятия в Польше, что является абсурдом. Логично бы было сначала создать условия для развития животноводства в Кундузе, а потом строить завод по переработке молока. В провинции Баглан американцы построили сахарный завод, потратив на его возведение 4,5 миллиона долларов. После этого выяснилось, что в округе не выращивается ни сахарный тростник, ни сахарная свекла. Крестьянам сегодня не выгодно растить сахарный тростник. Вот и стоит этот завод закрытым. Но вот вы бы могли помочь восстановить нам сахарный завод в Джелалабаде, чтобы мы, в свою очередь, могли бы выращивать сахарный тростник и производить сахар. Фермеры готовы выращивать многие виды сахарного тростника, сахарной свеклы. Но государство должно эту продукцию у них закупать. А для того, чтобы государство начало бы делать такие закупки, сахарный завод должен функционировать.
В Джелалабаде полно воды, мы могли бы сажать тростник на 40 тысячах гектаров сейчас не возделываемой земли. Но пока что желания помочь нам в этом мы не наблюдаем. В уезде Хугиани провинции Нангархар есть месторождения белого и черного мрамора. Если бы нам помогли построить завод по добыче и переработке мрамора, мы смогли бы продавать его на Ближний Восток, в страны Европы. Месторождение расположено недалеко от афганско-пакистанской границы. Мы могли бы быстро доставлять через пакистанский город Пешавар этот мрамор в порт Карачи, грузить на корабли и экспортировать по всему миру. Но никто об этом не думает, это всем безразлично. Но если мы хотим искоренить производство опиума в Афганистане, мы должны дать людям другую работу.
— Ваше высочество, в самом Афганистане очень много богатых людей, и среди них, как вы сами изволили выразиться, есть ваши кандагарские друзья. Так почему же сами они не хотят «вложиться» в создание новых рабочих мест и восстановление сельского хозяйства, развитие афганской агроэкономики?
— Эти люди не верят в Афганистан. Они используют эту страну как свой банк, а сами живут в Дубае, считая именно то государство своей родиной. Каждый богатый афганец имеет в Дубае свой дом ценой от одного до нескольких миллионов долларов. Все их деньги — в Дубае, все их инвестиции — в Дубае. В Афганистане они инвестируют только в строительство домов и вилл, которые сдают в аренду, получая несколько десятков тысяч долларов в месяц. Потом они взвинчивают цены на жилье и продают дома с баснословной прибылью. Они любят только «быстрые» деньги, и желательно наличными. Нет, они не заинтересованы в восстановлении, например, текстильной фабрики в городе Пули-Хумри, где работали восемь тысяч человек. А ведь мы производили там такой текстиль, который экспортировали в Германию. Наш текстиль из собственного хлопка в свое время очень ценился. Сегодня все текстильные фабрики умерли. Это проблема, с которой столкнулись мы все. Международное сообщество тратит миллиарды долларов на борьбу с бандитами, а экономика остается «в загоне». Если мы хотим, чтобы крестьяне не выращивали бы опиумный мак, мы должны возрождать национальную экономику.
— Господин Сирадж, иногда из уст представителей некоторых стран-доноров звучат предложения о том, чтобы разрешить Афганистану производить опиум сугубо для медицинских целей и скупать его централизованно для мирового производства лекарственных препаратов. Что вы думаете по этому поводу?
