Джелалабадские оазисы
Талибы талибами, но нужно было снова ехать работать в Джелалабад. Хотя поездки на неспокойный восток Афганистана — в провинции Лагман и Нангархар — всегда таят в себе опасность, но вместе с тем каждая такая поездка обогащает человека чем-то новым, если, конечно, он остается в живых. Сколько бы раз вы ни проехали от Кабула до Джелалабада, этот извилистый путь через перевал по горному серпантину и гонки с включенными фарами по холмам провинции Лагман оставляют в памяти неизгладимые впечатления.
На Махипаре воздух сильно разряжен, движки грузовиков «не тянут», и поэтому они ползут с черепашьей скоростью, стараясь не заглохнуть. Если машина встанет, заставить ее вновь двигаться вверх будет очень и очень проблематично. Тут стало очень неспокойно. Из Пакистана в афганские провинции Нангархар, Лагман, Кунар и Пактия бензовозы везли топливо для войск НАТО. На колонны часто нападали мятежники, обстреливая «наливники» из гранатометов и пулеметов. Боевики также разрушали мосты и другие транспортные коммуникации, чтобы колонны не смогли проехать по заданному маршруту. То там, то здесь вдоль дороги встречались сожженные бензовозы. По остову обгоревшей машины легко можно было определить, что с ней произошло. Обычно новые машины действительно подвергались нападениям мятежников, тогда как старые «рыдваны», которые были хорошо застрахованы в Пакистане, водители зачастую поджигали сами. После этого им, во-первых, не нужно было ехать по опасным афганским дорогам, и, во-вторых, достаточно было сделать фото сгоревшего грузовика, чтобы получить хорошую страховку в Пакистане.
Встречались на дороге и памятники новейшей истории Афганистана. На специально оборудованной площадке для отдыха, откуда открывается чудесный вид на разлив реки Кабул в районе озера Наглу и на горы уезда Соруби, застыл на постаменте советский танк Т-54. Он стоит как напоминание о войне 80-х годов. На этом месте останавливаются отдохнуть многие водители. Бывшие коммунисты и бывшие моджахеды показывают детям и внукам некогда грозную советскую технику. И те и другие испытывают по отношению к СССР не ненависть, а скорее ностальгию по тем далеким и, как они говорят, славным временам. Все как один твердят, что война в Афганистане была страшной ошибкой и что, даже несмотря на это, русские с афганцами были и будут братьями.
Мы тоже решили остановиться у танка и сделать фотографии на память. А когда потом подошли к моему внедорожнику, он не завелся. Выяснилось, что мы полностью разрядили аккумулятор, гоняя слабенький кондиционер и освещая дорогу ближним светом фар. Танк этот стоял в пустынном месте на холме, в обе стороны от которого были только горы. Двое моих попутчиков, один из которых был муллой, предложили толкнуть машину и завести ее с разбега. Но это не могло принести успеха, так как в «Тойоте» стояла коробка-автомат. Тогда я вспомнил, что где-то километров пять назад мы видели какой-то придорожный дукан, возле которого стояли несколько легковых автомобилей. Делать было нечего, и мы стали толкать машину вниз по склону к тому самому дукану. Прикол состоял в том, что из-за коробки-автомата у автомобиля не работали и тормоза, и ее пришлось сдерживать от неконтролируемого ускорения ручником. Тут впору было вспомнить знаменитую фразу «будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого старого пылесоса»: мы два часа толкали тяжелую машину к замеченному мной дукану, который оказался чем-то вроде караван-сарая.
У дукана праздно гуляли два бородатых человека, исподлобья поглядывая на нас. Мои попутчики пошли с ними договариваться о помощи, объяснив, что горе-водитель — это не кто-нибудь, а «шурави». При слове «шурави» из разных щелей начали появляться новые люди. Сгрудившись у капота моего автомобиля, они слушали мою грустную историю о сдохшем аккумуляторе, а потом куда-то испарились. Каково же было мое удивление, когда уже через пять минут они принесли аккумулятор от большого грузовика и попытались запустить двигатель. Но, видимо, при спуске с горного подъема солярка залила все внутренности автомобиля так, что он никак не желал заводиться. В результате аккумулятор посадили. В тот момент я думал уже только о том, как оттуда смотаться подобру-поздорову. Но это было проблематично — на дороге в тот час автомобилей не было.
И тут к капоту подошел бородач, который, поковыряв клемму ногтем, что-то сказал бегавшим рядом детям на языке пушту. Через минут двадцать четверо бачей, обливаясь потом, притащили к машине настоящий танковый аккумулятор. Как они его донесли, для меня было загадкой. Закидывать его на капот «Тойоты» нам помогали бородачи. Я повернул ключ зажигания и стал ждать чуда. И оно случилось. Раздался небольшой взрыв — из глушителя вылетела большая жидкая солярная пробка и повалили клубы черного дыма. На все мои попытки как-то отблагодарить своих нежданных помощников они отвечали отказом и не желали брать деньги. Тогда мы решили что-нибудь купить у них в дукане и приобрели два килограмма льда, как оказалось, самого ходового здесь товара. Сосать, конечно, мы его не стали, но вот свои головные уборы — два паколя и тюбетейку муллы — наполнили хорошенько, после чего водрузили их себе на головы. Стояла дикая жара, и таявший на голове лед струйками сбегал из-под шапок по щекам, принося долгожданную прохладу…
Когда горы и предгорья на трассе Кабул — Джелалабад сменились пустынно-холмистым ландшафтом, началась провинция Лагман. Здесь в небольших оазисах слева от дороги через реку размещались многочисленные военные базы афганской армии и американских войск. Над новой совместной военной базой «Гамбар» висел огромных размеров дирижабль, на котором были закреплены десятки камер слежения за местностью, что позволяло военным быстро реагировать на возникавшие в регионе внештатные ситуации и оперативно прибывать на помощь попавшим в засады колоннам. Точно такой же дерижабль натовцы повесили и над Кабулом, но провисел он там недолго — порывы шквалистого ветра унесли его в неизвестном направлении.
Провинция Лагман тянется вплоть до населенного пункта Дарунта, пригорода Джелалабада. По мере приближения к городу жара усиливается — уже в Дарунте температура воздуха повышается более чем до 40 градусов в тени. Влажность в Джелалабаде и Дарунте почти стопроцентная, так что поездка по этим местам весной и летом напоминает долгий поход в сауну.
В Дарунте разгружались дальнобойщики, которые привезли товары из Пакистана. Здесь возникали постоянные автомобильные пробки из-за контрольно-пропускных пунктов полиции. В Джелалабаде же пробки возникали по другой причине — как правило, из-за американских военных колонн. Перед ними и за ними дорожная полиция оставляла свободное пространство, чтобы местные водители не могли приблизиться к американцам. Зачастую американцы начинали стрелять по автомобилям, опасаясь, что в них сидят террористы.
Сам по себе Джелалабад — город не очень большой и почти полностью торговый. После предрассветного намаза и до предзакатного все джелалабадские улицы представляют собой базары под открытым небом. Над центральным «Хинду-базаром» натянуты одеяла и тенты — так торговцы и покупатели спасаются от безжалостного солнца. Бросается в глаза, что местное население воды пьет немного и почти совсем не потеет. Базар в Джелалабаде — это не только торжище, но и «бизнес-центр». Здесь заключаются многомиллионные сделки и собираются джирги — встречи авторитетных пуштунских старейшин, которые решают деловые вопросы, связанные с наследством, правами на землю и даже лицензированием торговой деятельности. Здесь никто никуда не торопится, только дети бегают за иностранцами, выпрашивая деньги. Кажущийся хаос на самом деле представляет собой восточный порядок, где каждый знает свое место.
