ЮНОША: Нет, ты меня не проведешь. Я специально разгневался, чтобы он подчинился моей воле? Клянусь, я ни секунды не думал ни о чем подобном, а просто рассердился. Гнев – это импульсивная эмоция.
ФИЛОСОФ: Ты прав, гнев – мгновенная эмоция. Теперь послушай другую историю. Однажды мать громко ссорилась со своей дочерью. Внезапно зазвонил телефон. Мать поспешно сняла трубку и сказала «Алло?»; при этом ее голос был хриплым от гнева. Звонила классная руководительница ее дочери. Как только мать поняла, кто это, ее тон сразу же изменился и стал вежливым и любезным. Так она проговорила около пяти минут, а когда повесила трубку, сразу же принялась снова кричать на дочь.
ЮНОША: Эту историю нельзя назвать необычной.
ФИЛОСОФ: Разве не понятно? Если вкратце, то гнев – это инструмент, которым можно пользоваться по необходимости. Его можно отложить в тот момент, когда звонит телефон, и снова взять в руки, повесив трубку. Мать не кричала на дочь в приступе неконтролируемого гнева. Она всего лишь пользовалась гневом, чтобы взять верх над дочерью и утвердить свое мнение.
ЮНОША: Значит, гнев – это средство достижения цели?
ФИЛОСОФ: Да, согласно телеологии.
ЮНОША: Ага, теперь понятно. Ты носишь маску кроткого мудреца, под которой скрывается жуткий нигилист! Независимо от того, говорим ли мы о гневе или о моем друге-отшельнике, все твои идеи проникнуты глубоким недоверием к людям!
Как жить без власти прошлого
ФИЛОСОФ: Почему я нигилист?
ЮНОША: Сам подумай. Попросту говоря, ты отрицаешь человеческие чувства. Ты говоришь, что эмоции – это не более чем инструменты, средства достижения цели. Но послушай: если ты отрицаешь чувства, то поддерживаешь тех, кто пытается отрицать нашу человечность. Именно тот факт, что мы подвержены всевозможным чувствам, делает нас людьми. Если отвергнуть эмоции, то люди будут подобны ходящим механизмам. Это нигилизм в чистом виде.
ФИЛОСОФ: Я не отрицаю существования эмоций. У всех нас есть чувства, и это не подлежит сомнению. Но если ты утверждаешь, что люди не могут противостоять своим чувствам, то я оспариваю это. Система индивидуальной психологии Адлера – это направление мысли, диаметрально противоположное нигилизму. Мы не подчиняемся эмоциям. В данном случае психология Адлера также демонстрирует, что мы не находимся под властью прошлого.
ЮНОША: Значит, люди не руководствуются ни своими чувствами, ни своим прошлым?
ФИЛОСОФ: Давай рассмотрим один пример. Есть человек, чьи родители в прошлом развелись. Это нечто объективное, вроде воды в колодце, которая всегда имеет температуру восемнадцать градусов, верно? Но каков этот развод на ощупь; теплый он или холодный? Это субъективное ощущение, которое человек испытывает в настоящий момент. Независимо от того, что произошло в прошлом, приписываемое этому значение определяет, как человек воспринимает настоящее.
ЮНОША: Значит, вопрос не «что произошло?», а «как это разрешилось?»
ФИЛОСОФ: Вот именно. Мы не можем вернуться назад на машине времени. Если ты будешь стоять на позициях этиологии, то останешься привязан к прошлому и никогда не станешь счастливым человеком.
ЮНОША: Это верно! Мы не в силах изменить прошлое, и потому моя жизнь так тяжела.
ФИЛОСОФ: Жизнь не так уж тяжела. Если бы прошлое определяло настоящее и ничего нельзя было бы изменить, то мы не могли бы эффективно двигаться по жизни. Что бы получилось в итоге? Мы остались бы с нигилизмом и пессимизмом, который отнимает надежду на будущее и в конце концов делает жизнь бессмысленной. Фрейдистская этиология с ее обоснованием травматического опыта представляет собой прямую дорогу к нигилизму. Ты собираешься разделять эти ценности?
ЮНОША: Я не хотел бы их разделять, но прошлое очень могущественно.
ФИЛОСОФ: Подумай о возможностях. Если исходить из предпосылки, что люди могут меняться, то набор этиологических ценностей становится несостоятельным и человек вынужден принять телеологическую позицию как нечто само собой разумеющееся.
ЮНОША: Значит, по твоему мнению, всегда нужно исходить из того, что люди могут меняться?
ФИЛОСОФ: Разумеется. Прошу тебя понять, что именно фрейдистская этиология отрицает нашу свободу воли и относится к людям как к механизмам.
Молодой человек помедлил и обвел взглядом кабинет философа. Книжные полки высились вдоль стен от пола до потолка, а на небольшом деревянном столе лежала чернильная ручка и листы неоконченной рукописи. «Людьми движут не причины прошлых событий; люди движутся к целям, которые устанавливают сами» – таково было утверждение философа. Телеология, которую он отстаивал, подрывала основы респектабельной психологии с ее принципом причинности, но молодой человек не хотел с этим соглашаться. С какой позиции он мог бы оспорить телеологию? Молодой человек глубоко вздохнул и собрался с силами.
Сократ и Адлер
ЮНОША: Ну, хорошо. Позволь рассказать тебе о другом моем друге, которого я назову А. Он постоянно весел и легко находит общий язык со всеми вокруг. Он похож на подсолнух: все его любят, и люди улыбаются, когда он рядом. С другой стороны, я по складу характера трудно схожусь с другими и во мне много острых углов. Итак, ты утверждаешь, что люди могут меняться с помощью психологии Адлера?
ФИЛОСОФ: Да. Каждый из нас способен на это.
ЮНОША: Тогда как ты думаешь, смог бы я стать похожим на А.? В глубине души мне часто хочется стать таким, как он.
ФИЛОСОФ: Вынужден признать, что на данном этапе это совершенно исключено.
ЮНОША: Ага! Теперь ты показываешь свою истинную натуру! Итак, ты готов отказаться от твоей теории?
ФИЛОСОФ: Ничего подобного. К сожалению, пока ты почти не понимаешь психологию Адлера. Первый шаг к изменению – это знание.
ЮНОША: Выходит, если я смогу разобраться в психологии Адлера, то стану похожим на А.?
ФИЛОСОФ: Почему ты так торопишься решить все сразу? Ты должен найти собственные ответы, а не полагаться на кого-то. Ответы других людей – это не более чем временные меры, и они почти не имеют ценности. Возьмем Сократа, который не оставил ни одной собственноручно написанной книги. Он проводил время в публичных дискуссиях с жителями Афин, особенно с молодыми людьми. Его ученик Платон придал его философским воззрениям письменную форму для будущих поколений. Адлер тоже почти не проявлял интереса к литературной деятельности, предпочитая участвовать в диалогах в венских кафе и организовывать небольшие дискуссионные группы. Он определенно не был «интеллектуалом в кресле».
ЮНОША: Значит, и Сократ, и Адлер продвигали свои идеи в диалогах?
ФИЛОСОФ: Именно. В ходе нашего диалога твои сомнения развеются и ты начнешь меняться. Но дело не в моих словах, а в твоем намерении. Я не хочу сокращать этот важный процесс, давая готовые ответы.
ЮНОША: То есть мы собираемся воссоздать диалог, подобный тем, что вели Сократ и Адлер? В этом маленьком кабинете?
