— Отсюда выйти хочешь? — напрямик свистнул я.
Было ясно, что если сейчас мы возьмемся с подробностями объяснять простоватой Чыде, что происходило с нами за последние полгода, да где это было, да как это было, да с кем это было и зачем-почему — то закончим мы как раз к возвращению Джамухи и Чинкуэды из победоносного похода на Кабир.
И то можем не успеть…
— Как не хотеть? — простодушно изумилась Хан-Сегри. — Да только как?
— Вместе с новым Придатком, — вмешался Обломок. — Станешь его обучать — сегодня же свободной будешь, чудо ты горное, не с той стороны свалившееся!
— А где ж мне Придатка-то нового взять?
— Да вот он стоит! — брякнул я, острием указывая на Куш-тэнгри. — Куш-тэнгри да Хан-Сегри — чем не пара?!
— Этот? — тихо и не по-доброму, так не по-доброму начала Хан-Сегри, что меня ознобом прохватило. — Этого… мне в Придатки? Ох, и научу я его, окалину паскудную, ох и…
— Цыц! — рявкнул Обломок, обрывая Чыду, и, уже спокойнее, обратился ко мне:
— Слушай, Единорог — бери-ка ты Чэна с шаманом, и выйдите отсюда ненадолго. А меня на кошме оставьте. Всю жизнь мечтал на такой кошме поваляться, да с такой Чыдой поговорить…
И мы вышли.
— Полог-то задерните, — донеслось нам вслед. — Любовь у нас сейчас будет, а я любви при свете не понимаю…
Чэн пожал плечами и задернул полог.
2
…Вот уже с полчаса Неправильный Шаман сидел на земле, подобный сухому пню, а я неторопливо танцевал вокруг него, то входя в замедленное «Облако семи звезд», то выходя из него и одновременно с Чэном поглядывая на шатер.
Тишина.
Тяжелый войлок заглушал все, и казалось, что шатер пуст.
Я разочарованно посвистывал — в который раз? — и снова принимался за свое.
Нет, в способности Обломка убедить кого угодно в чем угодно я не сомневался — сам был тому примером — но нам не нужна была тупая покорность Чыды.
Нам нужно было свободное и безоговорочное содействие!
— На посох похоже, — задумчиво пробормотал шаман.
Чэн остановился, а я разок-другой прогулялся над головой Куш-тэнгри.
— Какой посох? — спросил Я-Чэн.
— Наш, шаманский… с которым на камлание выходят. Духов злых гонять.
Шальная мысль мелькнула у меня — а что, если… но мысль пришлось отложить на время, потому что тут из шатра донесся голос Дзюттэ.
— О Высший Мэйланя, Блистающий и блистательный Дан Гьен! — орал Обломок, и я не сразу понял, издевается он, или как?!
— Внемлите гласу моему! Шлите сюда этого Куш-Придатка, и пусть он прогуляется с очаровательной Хан-Сегри к священному водоему! А мы пока насладимся красотами шулмусской осени!..
Чэн изложил шаману, что тот должен сделать — умолчав о Куш-Придатке — и шаман скрылся за пологом.
Вышел он уже с Чыдой на плече и с Обломком в левой руке. Чэн забрал Дзюттэ, и Куш-тэнгри отправился к священному водоему, неся Чыду так бережно и аккуратно, словно та могла выпасть у него из рук и разбиться вдребезги.
— Что ты ей наболтал? — поинтересовался я.
— Разное, — довольно поблескивая, отозвался Дзю.
— А именно?
— Ну, например, что ты — самый великий Блистающий всех времен и близкий друг Небесного Молота. Почти что родственник.
— Так… Еще что?
— О жизни поговорили…
— Дальше!
— А ты на меня не кричи! Я тупой, до меня крики не доходят… Про водоем я ей рассказал. И про то, что единственное ее спасение — это Куш-тэнгри. Будет с ним Чыда — будет ей благо; не захочет — ржавей под мокрым плащом Желтого Мо! Это ей и понятно, и доступно; а поглядит сейчас в священный водоем — так станет за шамана со всех концов цепляться! День, другой, третий — а там и привыкнет, и обо всем остальном узнает…
…М-да… Дзю, как всегда, не мучаясь никакими этическими соображениями, отыскал единственный наиболее убедительный довод. Я бы так не смог.
А он смог. И — угадал. Потому что по возвращении Чыда Хан-Сегри стала весьма покладистой, а ко мне обращалась не иначе, как «Высший Дан Гьен», и при этом заискивающе шелестела выцветшей кистью, болтавшейся под ее перекладиной.
Вот тут и дошел черед до моей шальной мысли.
— Духи, — озабоченно сообщил Чэн-Я, озираясь по сторонам. — Ох, и много же! И все — злые. Так и вьются.
— Где? — заволновался Куш-тэнгри.
— Везде. Давай, камлай… я правильно говорю? Гони их отсюда!
— Сейчас?
— А когда еще?! Заедят ведь!
— Ладно, — согласился шаман. — Прогоню. Вот за посохом схожу, шапку надену — и прогоню…
— Некогда! Бери Чыду и гоняй!
— Кого бери?
— Чыду! Ну, копье это… сам же говорил, что она на посох похожа!
— Она?
Нет, раньше Мне-Чэну шаман нравился больше…
— Она, она… Делай, что говорят!
Он и сделал.
Замер на месте, сверкнул черными глазищами, дважды топнул — и Я-Чэн еле успел увернуться от наконечника Хан-Сегри, пронесшегося у самого Чэнова носа.
— Здорово! — восхитился Обломок.
А Чэн-Я, затаив дыхание, смотрел, как щуплый шаман — какое там! — как огромный, могучий, величественный и страшный шаман гоняет целые сонмы злых духов, крича на них, угрожая им, избивая их посохом — и Чыде остается лишь следить, чтоб забывшийся Куш-тэнгри случайно не полоснул себя по ноге отточенным лезвием наконечника.
Мне даже стало жалко бедных злых духов. Иногда шаман не успевал прочно приземляться после очередного прыжка, некоторые его движения не вполне подходили для Хан-Сегри, о Мастерстве Контроля и вовсе говорить не приходилось — чего не было, того не было — но все равно передо мной была богатая руда, из которой не так уж сложно будет выплавить клинок умения для Неправильного Шамана.
Поначалу мы с Чэном и сами управимся, а потом надо будет к Чань-бо обратиться — посохи по его части. Интересно, шулмусские шаманы и вправду не представляли посох пусть не Блистающим, но хотя бы оружием — или Куш-тэнгри чего-то не договаривает?
— …Все, — выдохнул слегка запыхавшийся шаман, останавливаясь. — Обряд окончен.
— Ну и отлично, — ответил я. — Чыда, ты что скажешь?
— Обманщик ты! — резко заявила Чыда.
— Я?!
— Нет, что вы, Высший Дан Гьен! Этот ваш… врун он! Говорил: Придаток сырой, его учить надо… А этого Придатка не учить — его переучивать надо!
Чыда Хан-Сегри подумала и добавила:
— Ну, и учить, конечно, тоже придется. Что ж, будем учить… все лучше, чем в воде гнить.
