Я чувствовал, как пульсирует тоненькая жилка на шее молодой женщины. Одно неосторожное движение…
— Еще раз вмешаешься в разговор без спроса — умрешь, — ледяным голосом заявил Обломок, не выпуская трепещущей Кунды. — Поняла?
— Еще раз вмешаешься в разговор без спроса — умрешь, — сообщил я пепельно-серой Фаризе, пытаясь точно повторить интонации Дзю. — Поняла?
— Она поняла, — вместо Фаризы и Кунды ответили Но-дачи и Асахиро Ли.
— Она все поняла.
Дзю и Единорог снова легли на стол — Обломок нехотя выпустил слабо звенящую Кунду Вонг — а поверх Блистающих лежали мои руки в чешуйчатых латных перчатках.
Только левую перчатку можно было снять.
И в мертвых глазах Асахиро мелькнуло что-то живое, когда он посмотрел на мои руки.
Мелькнуло и погасло.
Кос стоял почти вплотную к Асахиро Ли. Рука Коса по-прежнему оставалась за пазухой — и на груди ан-Таньи из-под блузы еле заметно выпирало острие Сая Второго. Этот бугорок был совсем рядом с затылком Асахиро, словно нарыв, готовый прорваться смертью.
«Интересно, смог бы он?» — подумал Единорог, имея в виду Сая.
«Интересно, смог бы он?» — подумал я, имея в виду ан-Танью.
Кос спокойно поглядел на нас и скривил свои тонкие губы в подобии улыбки.
Асахиро должен был спиной почувствовать эту улыбку.
— Хороший у меня человек Кос ан-Танья, — сообщил в пространство Заррахид, так и не покинувший ножен. — Хороший… у нас человек.
Блуза на груди Коса шевельнулась, и я понял, о ком говорил эсток, говоря «нас».
Фариза отошла на прежнее место, не попадая саблей в ножны. Обеих била мелкая дрожь. И я ничем не мог им помочь.
Не собирался я им ничем помогать.
Мы шли по Пути Меча.
— Я убью тебя, — еще раз сказал я, и Фариза тихонько заскулила. — Сегодня. Сейчас. Сию минуту. Я убивал тебя все это время, с того самого момента, когда ты, Асахиро, человек — когда ты, извинившись, отрубил мне руку…
— …когда ты, Но-дачи, Блистающий — когда ты, извинившись, отрубил руку, державшую меня, — эхом прозвенел Единорог.
Остальные молчали.
— Я убивал тебя, в отчаянии поднося к своему горлу нож-кусунгобу; я убивал тебя, стоя у наковальни в кузнице Коблана: ненавидя мертвый металл на своем обрубке, сжимая стальные пальцы на рукояти меча, совершая невозможное — все это время я непрерывно убивал тебя…
— Я убивал тебя, — отозвался Единорог.
— …мечась между мудрым Муниром и гордым Масудом, вкусив крови зверя, пережив смерть Друдла, отправив твоих кабирских убийц к Тому, кто ждет их в раю, если Он их там действительно ждет — все это время я непрерывно, в душе и в помыслах своих убивал тебя и только тебя.
При последних словах о «кабирских убийцах» Асахиро Ли и Но-дачи вздрогнули.
Я-Единорог ждал.
Нет.
Они не сказали ничего.
И косого взгляда Асахиро в сторону Фаризы было достаточно, чтобы сабля и женщина остались на месте.
— Я убивал тебя, но ты не умирал. Ты оставался где-то глубоко внутри меня, и если сейчас я на самом деле убью тебя, то ты останешься во мне навсегда. Я никогда не смогу избавиться от призрака. И все-таки ты умрешь, Блистающий Но-дачи и человек Асахиро Ли. Сегодня. Сейчас. Сию минуту.
Дзю рванулся вперед и с силой ударил в клинок Но-дачи. Раздался долгий и чистый звон. В то же мгновение Единорог почти нежно погладил Асахиро Ли по щеке. Лезвием. Капля крови, набухая, сорвалась вниз и упала на большой меч, лежавший поперек стола.
И растеклась.
— Ты умер, — сказал Я-Единорог. — Отныне и навеки, ты умер, Блистающий Но-дачи и человек Асахиро Ли. Призрак, мучивший меня все это время, мертв. Я свободен и говорю тебе, мертвому — спасибо за то, что я стал тем, кем стал. Раньше ты принимал решения за других: сегодня я принял решение за тебя. Ты умер. Ты родился заново. Мы обязаны друг другу жизнью — не той, что была, но той, что начинается заново. Так что мы квиты. Я приветствую тебя.
— Я приветствую тебя, — следом за Мной-Единорогом повторил Обломок. — Смотри, младенец, чтобы мне не пришлось раскаяться в этом. Потому что мои шутки не всегда бывают смешными.
— Я приветствую тебя, — одновременно заговорили Заррахид и Кос. — Имей ты хорошего дворецкого — не гулять тебе тогда по ту сторону Кулхана. Ладно, будем считать, что тебе просто не повезло в прошлой жизни… надеюсь, в новой повезет больше.
И тут случилось непредвиденное.
— Привет, Но! — радостно завопил Сай Второй, вылетая у Коса из-за пазухи и вонзаясь в столешницу рядом с Но-дачи и Асахиро Ли. — Привет, Кунда! Чтоб вы все сломались — до чего же я рад вас видеть!.. А мы тут вас ищем, ищем…
Асахиро рывком поднял голову и посмотрел на меня.
Глаза его неестественно блестели.
Живые глаза.
Точно так же блестел клинок Но-дачи.
Живой клинок.
— Лучше б ты убил меня, — тихо сказали человек Асахиро Ли и Блистающий Но-дачи.
— Обойдешься, — ответил Я-Единорог.
— Правильно, — согласился Обломок. — Я им такую новую жизнь устрою…
2
…а потом мы долго говорили — часа два или больше, перебивая друг друга, веря и не веря, споря, соглашаясь, хмурясь и смеясь; мы говорили о Кабире и Шулме, о Мунире и Масуде, о жизни и смерти… о Коблане, Друдле, Чин, эмире Дауде, Детском Учителе, Шешезе, Гвениле, Волчьей Метле, о старом Фархаде, о руке аль-Мутанабби, о людях и Блистающих, о возможном и невозможном, о записках Фаня Анкор-Куна, о старейшинах Совета Высших и Тусклых-батинитах; о Джамухе Восьмируком и Тусклом Чинкуэде…
— Больше никто не вернулся, — взахлеб рассказывал Асахиро, и ему вторил Но-дачи, — никто из наших… только мы да Фариза с Кундой! Ну, Кургай с Шото и Тощий Ар-Фасин с двумя Саями — эти в Кабире погибли, а остальные где? Где они?! Ну хоть кто-нибудь!..
— Там же, где и еретики-батиниты Хаффы, Кабира, Дурбана и Кимены, — перебивали их Кос и эсток. — Дескать, мир не переделаешь, даже под угрозой конца света; а мы тоже люди. Или: мы тоже Блистающие. Лучше и не скажешь. Решили, небось — поживем, как следует, а придет Шулма — так умрем, как следует…
— Зря, все зря, — сокрушался Асахиро.
— Ну почему же! — возмущался я. — И ничего не зря… хотя, конечно…
Все те же три любопытные звезды мерцали за окном, дело близилось к полуночи — на улицах простучали колотушки третьей стражи, значит, полночь наступит через два часа — и у меня уже заболел язык, а у Единорога — клинок, когда Фариза и Кунда вспомнили о главном.
Точнее, о том, что еще недавно было главным для них.
