Хакворт не знал, обязательно ли это читать, однако лучики постепенно отворачивались от него: из астральной плоскости люстр сыпались новые посетители. Наблюдая за ними, Хакворт вспомнил, что видел подобное в луна-парке. Это называется «прыжок Тарзана», просто очки не показали ему трос, чтобы как следует пощекотать нервы.
В подлокотники кресла были встроены кнопки, позволяющие разъезжать по воронкообразному полу. На ногах здесь было бы не устоять, но мощный нанотехнологический мотор легко справлялся с уклоном.
Театр был круглый, типа «Глобуса», в цилиндрической стене имелось множество разных отверстий. Часть из них, видимо, вела в вентиляционные шахты, часть – в ложи или рабочие помещения, а самое большое, на четверть диаметра, занимал скрытый занавесом просцениум.
Хакворт заметил, что нижняя, центральная часть зала свободна. Он ринулся под уклон и через мгновение задохнулся, очутившись по пояс в ледяной воде. Он включил задний ход, но кресло не послушалось. «Приплыли!» – торжествующе завопил Клоун в самое ухо, хотя Хакворт его не видел. Он сумел расстегнуть ремни и побрел по гребенчатому полу. Ноги онемели от холода, в нос бил запах морской воды. Видимо, центральная часть воронки находилась ниже ватерлинии и сообщалась с морем; еще одна деталь, которую очки не потрудились сообщить Хакворту.
Вновь на него светили десятки фонариков. Публика смеялась, слышались даже слабые хлопки. «Давай сюда, ребята, вода отличная!» – зажглось в очках, но Хакворт решил не читать. Похоже, реплики эти предлагались по сценарию в качестве возможного варианта и гасли, как только теряли остроту.
События последних минут – феноменоскоп, который не желает сниматься, «прыжок Тарзана», ледяная вода – окончательно добили Хакворта. Он чувствовал острую потребность забиться в угол и прийти в себя и потому медленно побрел по периметру зала, шарахаясь от движущихся кресел. Пяток особо упорных зрителей, видимо, заинтересовавшихся его частной историей, продолжали следить за ним лучами фонариков. Из отверстия чуть выше в стене лился теплый свет; забравшись туда, Хакворт оказался в уютном маленьком баре. Через полукруглое окошко можно было видеть весь зрительный зал. Убежище оказалось спасительным сразу в нескольких смыслах; главное, здесь он нормально видел через очки, и они, похоже, не искажали реальность. Хакворт заказал пинту крепкого пива и сел у стойки рядом с окном. После третьего или четвертого глотка он внезапно осознал, что уже покорился требованию Клоуна. Холодная ванна показала, что единственный выбор – верить очкам и ушам, даже зная, что они врут, а там уж что будет. Пинта пива немного согрела и успокоила. Он пришел смотреть спектакль, спектакль ему и показывают, и нечего воротить нос; у «Действующих Лиц» сомнительная репутация, но еще никто не сказал, что они убивают зрителей.
Свет в зале медленно гас. Зрители с фонариками заметались, словно искры в раздутом ветром костре: кто-то торопился вверх, кто-то устраивался у кромки воды. Когда стало совсем темно, многие скуки ради стали водить фонариками по занавесу и стенами, рисуя апокалиптическое небо с сотнями комет. Под водою взметнулся язык бледно-зеленого пламени и превратился в сцену. Она медленно поднималась, словно восстающая из вод Атлантида. Зрители направили фонарики, перекрестный огонь лучей выхватил несколько черных пятен – головы исполнителей. Они показались над водой и заговорили более-менее в унисон. Хакворт узнал давешних одержимых.
– Плесни мне, Ник, – произнес за спиной женский голос.
– Всех утолкала? – спросил бармен.
– Ага.
Хакворт обернулся и увидел молоденькую экскурсоводшу в костюме чертовки – ту самую, что привезла хартлендеров. Она была субтильная, в длинной черной юбке с разрезом до бедра и с удивительными волосами – черными, очень густыми и блестящими. Девушка взяла со стойки стакан и жестом, резанувшим Хакворта по сердцу, перебросила через руку хвостик. Сев, она шумно выдохнула и на мгновение зарылась лицом в ладони. Мерцающие рожки отразились в полукруглом стекле, как габаритные огни авто. Хакворт сплел пальцы на кружке и потянул носом легкий аромат духов. Внизу хор вообразил о себе невесть что и пытался исполнить весьма амбициозный номер в духе Басби Беркли*. Участники демонстрировали поразительную слаженность, видимо как-то связанную с нанозитами в их мозгу, однако тела их оставались слабыми, неуклюжими, плохо скоординированными. Впрочем, плясали они от души, так что все равно получалось хорошо.
– Неужели слопали?
– А?
Девушка встрепенулась, как птичка, словно до сих пор не замечала Хакворта.
– Неужели хартлендеры действительно поверили в историю о пьяном пилоте?
– Да какая разница? – сказала девушка.
Хакворт рассмеялся. Актриса говорила с ним как со своим, и это было приятно.
– Вопрос не в том, – продолжала девушка тише и чуть философски. Она выдавила в пиво ломтик лимона, отпила глоток. – Вера – не бинарное состояние, во всяком случае здесь. Разве кто-нибудь верит во что-нибудь на все сто процентов? Верите вы в то, что видите в этих фарах?
– Нет, – сказал Хакворт. – Сейчас я верю лишь, что ногам сухо, пиво хорошее и мне нравятся ваши духи.
Она немного удивилась, скорее приятно, но на лесть не поддалась.
– Тогда зачем вы здесь? Что за спектакль вы пришли смотреть?
– О чем вы? Этот, который идет.
– Но «этого» нет, а есть целое семейство спектаклей. Переплетенных. – Она поставила пиво и сложила руки, как дети, когда играют «это церковь, это дом». – То, что вы видите, зависит от того, какой канал вы смотрите.
– Мне не кажется, что я могу выбирать.
– А, значит, вы исполнитель.
– До сих пор я чувствовал себя крайне неуклюжим балаганным шутом.
– Балаганный шут может быть неуклюжим?!
Это было не смешно, но сказано как острота, и Хакворт вежливо хохотнул.
– Похоже, вас выбрали в исполнители.
– Неужели?
– Обычно я не выдаю профессиональных секретов, – продолжала она тихо, – но в исполнители, как правило, выбирают того, кто пришел сюда не просто смотреть зрелище.
Хакворт запнулся и некоторое время не мог отыскать слова.
– Такое… такое возможно?
– О да! – Она встала и пересела на другой стул, прямо напротив Хакворта. – Театр – не просто несколько лицедеев, кривляющихся на сцене перед стадом баранов в зале. То есть иногда все так и есть. Но театр может стать гораздо большим – мостиком между людьми и людьми или людьми и информацией. – Она так увлеклась, что совершенно забыла себя. Хакворту было бесконечно приятно наблюдать за ней. Когда она только вошла, ее мордашка показалась ему вполне заурядной, но сейчас, говоря от самого сердца, она хорошела с каждой минутой. – Мы связаны со всем – включены в целую вселенную информации. На самом деле это виртуальный театр. Сцена, декорации, роли, сценарий – не жесткие, а мягкие, и перекраиваются свободно.
