Миранда немного удивилась, когда водитель свернул к Банду, а не к Пудуну, где по большей части жили неприкаянные безденежные европейцы. Спектакль чаще всего обмывали на чьей-то квартире.
Тут она напомнила себе, что «Парнас» – давно уже процветающий театр, что у них есть еще целое здание, где разработчики пишут новые рактивки, что недавняя постановка «Макбета» стоила кучу денег. Карл летал в Токио, Шеньчжень и Сан-Франциско, искал инвесторов и вернулся не с пустыми руками. На первый месяц все билеты распроданы.
Однако сегодня многие места пустовали. На премьеры ходят в основном некитайцы, а некитайцы боятся выходить на улицы из-за слухов о Кулаках Праведной Гармо- нии.
Миранда тоже трусила, но не сознавалась в этом даже себе. Такси свернуло за угол, фары скользнули по кучке молодых людей в подворотне. Один из них поднес ко рту сигарету, и Миранда увидела красную повязку на его запястье. Грудь стиснуло, сердце затрепыхалось, ей пришлось несколько раз тяжело сглотнуть. Однако молодые люди не видели ее за зеркальными стеклами такси. Они не бросились на нее, потрясая оружием и выкрикивая: «Ша! Ша!»
Гостиница «Катай» стояла посередине Банда, на перекрестке с Нанцзинлу – Нанкинским проспектом, этим Родео-Драйв* Дальнего Востока. Насколько видел глаз – может быть, до самого Нанкина – сверкали вывесками европейские и ниппонские бутики, салоны, супермаркеты, а воздух дрожал от маленьких, с орешек, аэростатиков, снабженных камерой и программой распознавания образов, высматривающих подозрительные компании молодых людей – не Кулаки ли часом.
Как все большие европейские здания на набережной, «Катай-отель» был подсвечен белыми прожекторами, и не зря, потому что иначе смотреть было бы просто не на что. Днем фасад выглядел скучным и тусклым.
Со швейцаром получилась неувязка. Миранда шла прямо, уверенная, что он распахнет дверь, но он стоял, руки за спину, и не думал двигаться с места. В конце концов он все-таки сдался и открыл дверь, но Миранде пришлось сбавить шаг, чтобы не впечататься носом в стекло.
Здесь останавливался Джордж Бернард Шоу; Ноэл Кауард* написал здесь пьесу. Вестибюль был высокий и узкий. Везде мрамор, канделябры, витражи, поблескивающие в свете соседних зданий. В баре играл старинный джаз-банд, резкий контрабас на фоне мелкого дребезжания ударных. Миранда встала на цыпочки у дверей, выглядывая знакомых. Никого, только пожилые туристы кружились в медленном танце да обычные китайские молодчики у стойки с надеждой поглядывали в ее сторону.
Она поднялась на восьмой этаж, где были шикарные рестораны. Большой банкетный зал сняла какая-то сильно навороченная организация. Мужчины здесь были в пугающе роскошных костюмах, женщины – в еще более пугающих платьях, изредка попадались викторианцы, одетые гораздо строже, но все равно очень празднично и богато. Музыка звучала сдержанно: китаец во фраке играл на рояле джазовую композицию, однако в конце зала, на эстраде, оркестр уже распаковывал инструменты.
Миранда бочком двинулась к выходу, гадая, в каком же зальчике гуляют коллеги-артисты, когда из толпы ее окликнули по имени.
Карл шел так, словно он – хозяин на этом торжестве, его ручной работы сапоги из кожи экзотических рептилий и птиц ступали уверенно, просторный балахон, что-то среднее межу плащом и пыльником, едва не мел по полу, отчего казалось, будто в нем не метр девяносто пять, а все два двадцать. Длинные светлые волосы были зачесаны назад, бородка торчала тяпкой. Он был великолепен и знал это. Его голубые глаза пригвоздили Миранду у самых дверей лифта, в которые та собиралась уже вскочить.
Он крепко обнял ее и закружил. Она прижалась к нему, прячась в плаще от разряженной толпы.
– Я черт-те в чем, – сказала она. – Почему ты не предупредил?
– Почему ты не догадалась? – сказал Карл Голливуд. Среди его режиссерских талантов было и умение задавать подобные немыслимые вопросы.
– Я бы что-нибудь надела. Я похожа на…
– На молодую богемную актрису, – сказал Карл, отходя на шаг, чтобы рассмотреть ее черные лосины и облегающий свитер, – которой по фигу дорогие шмотки, а все рядом чувствуют себя расфуфыренными дешевками, потому что в ней есть нечто этакое.
– Не заговаривай зубы, – сказала она, – сам ведь знаешь, что врешь.
– Несколько лет назад ты вплыла бы в зал, неся свой чудный подбородок, как боевой таран, и у всех бы челюсть отпала. Почему не теперь?
– Не знаю, – сказала Миранда. – Наверное, дело в Нелл. Я усталая, затраханная мамаша, вдобавок еще бездетная.
Карл помягчел, и Миранда поняла, что этих слов он от нее ждал.
– Идем, – сказал он. – Хочу тебя кое с кем познакомить.
– Если ты собираешься сосватать мне богатого козла…
– И в мыслях не держал.
– Я не стану домохозяйкой, которая играет в свободное время.
– Знаю, – сказал Карл. – Теперь успокойся на минутку.
Миранда старалась не замечать, что они идут через самую середину огромного помещения. Все глаза устремлялись на Карла, ее это вполне устраивало. Она обменялась улыбками с рактрисами, участницами сегодняшнего интерактивного приглашения, – обе увлеченно беседовали с приятного вида людьми, вероятно, инвесторами.
– К кому ты меня волокешь?
– Его фамилия Бек. Он мой давний знакомый.
– Но не друг?
Карл усмехнулся и пожал плечами.
– Мы когда-то дружили. Потом у нас были общие дела. Собственно, как это происходит, Миранда: со временем ты обрастаешь сетью знакомых. Ты передаешь им информацию, которая может их заинтересовать, и наоборот. Для меня он один из таких людей.
– Все равно не понимаю, зачем мне с ним знакомиться.
– Думаю, – сказал Карл очень тихо, но пользуясь каким-то актерским приемом, так что она четко слышала каждое слово, – этот джентльмен поможет тебе отыскать Нелл. А ты поможешь отыскать то, что нужно ему.
Он шагнул вбок, взмахнув плащом, и придвинул ей стул. Они были в углу банкетного зала. С противоположной стороны столика, спиной к широкому мраморному подоконнику, огням Банда и медиатронной какофонии Пудуна, бросающей кровавые отблески на подложенные плечи его пиджака, сидел молодой африканец в дредах и микроскопических черных очках – их круглые стеклышки держались на какой-то немыслимо сложной металлической пространственной сетке. Соседа его – ниппонского бизнесмена в официальном черном кимоно – Миранда едва заметила. Он курил сигару, судя по запаху – старомодную, полностью канцерогенную.
– Миранда, это мистер Бек и мистер Ода, оба приватиры. Джентльмены, мисс Миранда Редпат.
Оба изобразили жалкую пародию на поклон, но попытки протянуть руку ни тот, ни другой не сделал, и хорошо – просто удивительно, сколько всякой дряни в наше время можно передать через кожу. Миранда, садясь, не удостоила их даже кивка. Она не любила людей, которые зовут себя приватирами. Это просто претенциозное слово для плеба – человека без племени.
