Другие же – кого успел поразить страх, агнцы, болезненные и осунувшиеся, хаотично брели по улицам, словно обессиленные лунатики. Иные походили на персонажей классического фильма ужасов. Даже те, кто был одурманен препаратом Т-23. Я давно научился вычислять их по характерной бледности, а иногда даже подленько посмеивался над ними.
У фонтана меня никто не ждал. Дождь то ослабевал, то усиливался, словно не решаясь прекратиться раз и навсегда. Но на душе у меня было легко, и я закрыл глаза, прислушиваясь к волнообразному шуму. К черту Анализ! Еще немного, и я буду свободен! Хотелось поскорее снять с себя мокрое тряпье, включить Баха и залезть под горячий душ.
Неизвестно, сколько я простоял, прислонившись к парапету фонтана, когда чей-то голос вернул меня к реальности. Его грубоватые интонации напомнили мне голос отца. Я повернулся.
– Марк Морриц?
Ко мне подошли двое. Говорил высокий, в буром плаще с поднятым воротом. Лицо его было начисто лишено эмоций. Высеченное из мрамора, не иначе. Этот человек одним своим видом наводил мистический ужас, внутреннюю покорность перед любым его решением. «Класс «Г», – мелькнула мысль.
– Да, – ответил я. – Вы от Майкла Мьюзо?
– Именно, почтенный мой.
– Вы риелторы? – Я подозрительно смотрел то на одного, то на другого.
– Не совсем, – тихо сказал второй. Его лицо было столь же непроницаемым, как и у первого. Ниже меня ростом, он напоминал старого злобного гнома.
– Скажите, почтенный мой, – зашелестел первый, – вы собираетесь уплыть с острова. Это так?
Мне стало не по себе. Вдруг задрожали колени. Я невольно осел на парапет.
– Что вам нужно? – выговорил я окоченевшим языком.
Высокий подошел ближе.
– Нам интересна ваша личность. Так вы собираетесь уплыть с острова?
Значит, Том выдал меня. Но кому? Я решил не юлить. Им наверняка все было известно.
– Да, – твердо сказал я.
– В чем же причина, почтенный мой?
– До процедуры Анализа любой может покинуть остров, не объясняя причины! – раздраженно ответил я.
Я хотел показать, что не боюсь их, но голос мой предательски дрожал.
– Это так, – согласился высокий. Его лицо по-прежнему не выражало ни единой эмоции. – Вы добровольно отказываетесь от Анализа. Все же объясните нам.
Второй фыркнул, на его лице змеилась улыбка. Левую руку он держал в кармане.
Я с ужасом понял, что просто так они меня не отпустят. Надо было сразу уплыть с острова, в тот же вечер. Наивный, я сам забрел в ловушку! Бежать было некуда. За спиной фонтан, впереди – двое крепких мужчин.
– Мой отец обожал Анализ, – сказал я, обдумывая, как вырваться и убежать. – Но Анализ убил мою сестру…
– Прошу прощения, – изумился высокий. Впервые на его лице что-то изменилось. – А1 определяет день смерти. Но не способствует ей.
– Я видел, как умерла моя сестра Сюзанна! – закричал я, чувствуя, как быстро сходит с меня оцепенение. – Видел, как отец бил мать, как она плакала и утирала кровь. Я не хочу жить в стране, в которой молятся на смерть!..
На этих словах я рванулся в сторону гнома, отпихнул его в сторону, но переоценил свои силы; что-то бесконечно тяжелое зацепилось за мой рукав, я натянулся, как тетива, и рухнул на черный асфальт, погрузившись в него, точно в черные воды сна. Так мне представилась реальность, когда я терял сознание.
Глава 7
Очнулся я в ослепительно-белой комнате. Повсюду оседал ледяной свет, и все было белым: халаты, штукатурка, кафель. Все дьявольски белое! На потолке мерцал тусклый плафон. Я лежал в палате и беспомощно мотал головой по сторонам. Попробовал поднять руки, но мне не удалось – они были вялые, как дохлые змеи. Тошнило.
– Где я? – вырвался мой хрип.
– Вы в больнице номер сто пять имени Клаусса Мерхэ, – раздался женский голос. Тихий и напевный.
Над моим изголовьем стояла молодая темноволосая медсестра. Она улыбнулась. Доброжелательное личико смотрело прямо на меня.
– Не волнуйтесь, все хорошо. У вас лишь легкое сотрясение мозга.
Она положила руку мне на плечо, точно мать Тереза.
– Что случилось? – прохрипел я, не узнавая собственного голоса.
– Вас нашли в парке без сознания, – страдальчески проговорила медсестра. – Помните, был дождь и слякоть?
Я промолчал.
– Вероятно, вы поскользнулись на одной из тропинок и здорово приложились головой.
– Там были двое… – начал я.
– Вам нужен покой, – остановила меня медсестра. – И да, я должна вас уведомить.
– О чем же?
Только тут я заметил, что она держит в руке розовый конверт. Мое тело онемело с ног до головы.
– Вы поступили в приемный покой без каких-либо документов, – медсестра говорила извиняющимся тоном. – Выяснилось, что вы совершеннолетнее лицо. Без соответствующего оформления мы не имели права оказывать вам медицинскую помощь. Согласно инструкции номер триста двенадцать у вас взяли миллилитр крови и провели Анализ. Здесь лежит ваш паспорт, можете посмотреть.
Она опять улыбнулась и любезно протянула конверт. В этом движении чувствовалась торжественность. Мягкое, шиншилловое прикосновение руки, и медсестра вышла из палаты.
Нет, нет, нет! Они провели Анализ без моего согласия! Какое они имели право? Я лежал, сжимая от гнева кулаки. Подонки. Во рту появился металлический вкус крови – наверное, прокусил щеку. Я скосил глаза к груди, увидел розовое пятно и брезгливо отшвырнул его на пол. Все было так неправильно. Том предал меня. Потом эти безликие… Зачем же тебе понадобился дом? – услышал я внутренний голос. Алчность! Алчность, Марк, – вот что ты есть. У ножки кровати розовеет прямоугольник, смотри на него. Не отводи глаз.
Конверт – это ты. Самая яркая вещь в этой бесцветной палате. Сколько ты уже сверлишь его взглядом? За окном светает, а ты все не можешь отвернуться от этой проклятой картонки. Очнись. Пахнет фиалками и хлоркой. Чувствуешь? В палату проникает заря, разбиваясь о решетку окна на новые розовые квадраты и ромбы. Здесь больше нельзя оставаться. Ты должен идти.
Я подошел к двери и чуть приоткрыл ее. Коридор, дрожавший белым сиянием, был пуст. В груди грохотало сердце. Я оглядел напоследок палату и вдруг, подбиваемый странным желанием, подскочил к кровати, схватил конверт и сунул за пазуху.
Я закрываю глаза и снова вижу то утро. Вижу, как хлынула заря на остров Эйорхол, залив светом заспанных жителей. Вижу, как она явила миру беспокойное лицо девушки, глаза агнца, испуганного, как дитя, сальную улыбку долгожителя, бросившего монетку нищему. Просачиваясь сквозь серный чад заводов, она грязно-розовым ручьем разливается по фермам аэроразвязок, по шумным площадям и заросшим паркам, селам и деревням Эйорхола. Она наполняет светом прозрачные капсулы метро и красит мутной кровавой кистью фасады храмов, сгрудившихся сотнями в каждом городе, будто спелые яблоки в корзине.
