Однажды в кафе я видел драку двух арабов. Эта встреча началась с дружелюбного «Шалом Алейхем» и закончилась тем, что молодые люди неблагоразумно назвали друг другу свой класс. После этого один из них в шутку бросил: «Выходит, Аллах любит меня больше», и их мирное общение в мгновение ока переросло в конфликт. Выходит, незнание – лучший выход.
– А1 – краеугольный камень современного человека, – продолжал Люциус, но с каждым словом его тембр «разгорался» все ярче и ярче. – Представьте только, насколько это нерационально – пускать запас времени на ветер! Как бедуин, умирающий от жажды в раскаленной Сахаре, стал бы безрассудно расплескивать драгоценные капли воды из своей и без того малой фляжки. Не лучше ли распределить на каждый день миллилитры целебной влаги? Не лучше ли эффективно распорядиться своим временем, чем убивать его, сидя у головизора за кружкой пива? Как много людей не достигли своей цели лишь потому, что им не хватило мотивации! Пробудите свою силу воли. Вы успеете сделать все, что пожелаете в жизни, – установи́те только час в своем календаре. Дата Х требует труднейшего осознания, но это того стоит. Мы – за священный Анализ!
Несмотря на нотки пафоса, это была речь настоящего Правителя. Я ловил каждое слово, надеясь хоть как-то облегчить себе жизнь. Но имело ли это хоть малейший смысл?
«Я уверен, что у каждого человека есть дело всей его жизни, – рассуждал я. – То, ради чего он родился. Это может быть как великая миссия, так и сущий пустяк, взмах шестерки в руках судьбы. Одно-единственное дело». Но как же дотянуться до той болезненно прекрасной глубины сердца, где скрыто призвание? Где-то я вычитал, что нужно лишь понять, когда пробил твой час. И тогда ты ощутишь небывалый прилив сил, он будет толкать тебя сам, нужно просто довериться и пойти на зов. Но это были лишь красивые слова.
Однажды ты понимаешь, что все хорошее, что случалось с тобой в жизни, уже было. Остались лишь ежедневная рутина, серое дождливое небо да череда прекрасных воспоминаний, которыми ты будешь «обезболивать» свою реальность. И больше ничего. Ты упустил самое главное в жизни, так и не решившись на это. Будешь просыпаться в холодном поту, пытаясь стряхнуть с себя оцепенение кошмара, вспоминать о детстве – как был маленьким и любопытным, ростом не больше метра, выискивал диковинные узоры на коврах, придумывал собственные миры, а потом…
Потом идти на самую скучную работу в мире, вдыхать пыль офиса, мечтая о ярких красках и профессии художника. Но все это будет недосягаемо, и ты будешь метаться в агонии, понимая, что это – занавес, что все кончено и жизнь близка к финалу. Когда ты видишь цифры в жалкие три месяца, то чувствуешь себя крохотной пылинкой, попавшей в бурю. Пылинкой, от которой уже ничего не зависит.
В половине третьего ночи меня разбудили громкие крики. Я выглянул в окно. Двое подростков прижали к стене девушку, и тот, что в центре, в красной бейсболке, наносил удары, небрежно, наотмашь. Его отнюдь не смущала маленькая черная камера на углу дома, устремленная прямо на него. Я начал кричать как сумасшедший, угрожая вызвать полицию, но он даже не обратил внимания. Девушка рыдала и молила о пощаде.
– Мы агнцы, и нам плевать, что ты щебечешь, дрянь! – рыкнул на нее тот, что поменьше. – Сымай кольца!
А после сорвал с нее серьги. Девушка пронзительно завопила, но в ту же секунду первый разбил о ее голову пивную бутылку.
Гробовая тишина. Спустя мгновение в моей голове снова грянул зловещий оркестр, заиграла та самая Соната, наполнив меня тревожными нотами. Там-там-там. В тот момент они скорее напоминали не музыку, а скрипучие, лязгающие звуки, как будто трутся друг о друга две заржавевшие детали. Соната причиняла резкую боль, и я схватился за голову.
Когда через десять минут прибыл отряд полиции, компания уже растворилась в ночном мраке Самшира. Хорошо бы кинуть им вдогонку гранату! Это ужасало. Но больше всего меня поразила реакция эйорхольцев: никто даже не высунулся из окна, несмотря на истошные крики, злодеяние, которое было слышно повсюду.
Самшир стал ассоциироваться у меня с дном души человека, с чем-то грязным, пошлым и жестоким. Конечно, я слышал, что по ночам опасно бродить по городу, теперь же я воочию в этом убедился. Ведь когда терять уже нечего, не боишься даже максимального риска. Загнанный в угол агнец может пойти на самые гнусные преступления. Недаром людям с запасом времени меньше года настоятельно рекомендуется встать на психиатрический учет.
Я слышал о весеннем инциденте, когда арестовали педофила Альберта Руха, убившего трех девочек. Неприметный гражданин класса «А», которому оставалось около полугода. До Анализа он был простым аспирантом-химиком, вечно забитым парнем, не познавшим прелестей женского тела и тем более колдовских чар женской души. Но Анализ развязал ему руки. Рух выпустил на свободу своего внутреннего монстра, и тот вырвался из него, как гной из нарыва, вскрытого острым скальпелем.
Глава 9
На следующее утро я твердо решил изменить свою жизнь и первым делом навсегда отказался от спиртного. Я не допустил и типичную ошибку «новоиспеченного агнца», заключавшуюся в побеге от реальности в игровых домах и легальных казино. И главное – никакого Т-23! Я часто помышлял о нем, но теперь понял: к черту его! Почему-то я был уверен, что с легкостью обману смерть. Ведь врачи могли ошибиться. Только не со мной: пусть другие становятся агнцами, а я отрекаюсь от этого. Я тот, кто найдет способ выжить! Это была лесть самому себе.
Наверняка есть тайна, которая мне неведома, думал я. Какова технология Анализа? Она засекречена. Значит, нужно любой ценой докопаться до истины. Так я наткнулся на коварную идею фикс, которая преследовала меня всю жизнь.
«Я смогу перехитрить смерть». От этих размышлений становилось лучше, они словно успокаивали, убаюкивали меня. На лице появлялась воодушевляющая улыбка. В последующие дни я «плыл» волнообразно: то приходил к безграничной уверенности, что я избран и смогу обмануть неизбежное, то чувствовал себя как раздавленная виноградина. Мне кажется, тогда я впервые услышал голос отца, глухой и монотонный.
Был вечер, с неба лил солнечный кипяток, сжигая фиалки на подоконниках, опаляя нежную кожу белых женщин, а прохладный номер, вероятно, был единственным спасением от жары. Я взглянул в зеркало прихожей (от ванного остались одни осколки) и не узнал себя. До чего же я безобразен! Похоже, я здорово похудел за эти дни. Лицо осунулось. Под глазами расплывались темные круги. Волосы торчали жирными неопрятными пучками. Скорее по инерции, я умылся, причесался и привел себя в божеский вид.
Мне уже не мерещилась дьявольская музыка, и впервые я находился в более-менее человеческом состоянии. Я осмелился выйти на улицу, и тогда я увидел, что мир стал нестерпимо ярок и краски его ослепляют, что небо в зените голубее обычного (неправдоподобно синее, как глазурь на маминых фарфоровых чашках), а птицы поют даже звонче, чем в детстве. И пахнет так остро, так сладко и свежо, точно это не затхлые проспекты Самшира, а горные долины, благоухающие нежными цветами.
