С тех пор он съел столько чистых душ, что уже счет давно вести перестал. Среди них были и простолюдины, и представители благородных кровей; и мужчины, и женщины; и те, кто жил в этом мире давно, и те, кто пришел в него совсем недавно.
Только вот раньше он не спрашивал себя, зачем все это делает. Зачем каждый год дожидается одного-единственного дня, чтобы потом все остальное время сидеть на своем облаке и смотреть на медленно сменяющийся пейзаж. Но сейчас что-то изменилось. И пусть Верлиока не в курсе всех политических интриг богов и демонов, даже он чувствует, что что-то не так. Что-то изменилось.
– Помнишь, как мы впервые встретились? – вдруг спрашивает Верлиока пастыря.
– С чего это ты вдруг вспомнил?
Слуга смерти впервые за все это время поворачивается к Верлиоке и смотрит на его уродливую морду. Кожа – обычно болотно-зеленая – сейчас кажется просто серой и грязной, а в единственном глазу у чудовища играют отблески заходящего солнца.
– Да так, забавно выходит. Кто вчера был твоим самым главным врагом, сегодня может быть единственным, чье присутствие ты можешь вынести.
– Эй, приятель! – Пастырь сочувственно хлопает Верлиоку по огромной лапище. – Да тебе точно надо к психотерапевту! Даже не хочешь прихлопнуть меня, как надоедливую муху? Нет никакого желания сесть на меня и сидеть, пока не задохнусь?
– Ни малейшего, – на полном серьезе отвечает монстр. – Никогда не думал, что скажу это, но, кажется, я стал слишком стар для этого мира. Возможно, пришло наконец и мое время.
Пастырь ложится на спину и закидывает руки за голову, любуясь бесконечным небом. С такой высоты луна так близко, что, кажется, ее можно коснуться, только протянув руку.
Перед тем как упасть в крепкий, глубокий сон, пастырь слышит лишь звон колоколов и бормотание сидящего рядом чудовища:
– Раз, два, три, четыре, пять… Будет кто-то умирать.
· 17 ·
Дарья с Марьей видятся, да не сходятся
Дарья уже готова умереть от скуки, когда Денис неожиданно касается ее плеча.
– Может, выключим? – спрашивает он.
Они уже второй час смотрят фильм о супергероях, однако Дарью это зрелище не захватывает ни на йоту. Может, обычным людям и интересно переживать за благополучие вселенной, но Дарью волнует только локальный апокалипсис сорок восьмого дома, где она вместе с мужем на диване смотрит телевизор.
– Если тебе интересно, оставь, – зевает Дарья.
Чувствует, что муж все еще украдкой продолжает изучать ее в темноте. То ли никак не может привыкнуть к ее новой прическе, то ли удивлен, как она до сих пор с ума не сошла на фоне всего происходящего.
Яркие всполохи жидкокристаллического экрана ножом разрезают темноту гостиной. Мельтешащие картинки отражаются на каждом свободном миллиметре кожи супругов Озерковых, и кажется, что это они так примеряют на себя новые образы, новые лица, новые жизни, внутри все еще оставаясь самими собой.
Если раньше Дарья во время таких вечеров боком прижималась к Денису и клала голову ему на плечо, то сейчас между ними не просто десяток сантиметров – в контексте их жизней это целая пропасть. Упадешь в нее – живым уже не выберешься.
Именно поэтому, когда Денис вдруг сжимает ее ладонь в своей, Дарья вздрагивает, но не от неожиданности – скорее от испуга. Ей резко становится холодно, и холод этот стремительно расползается по всему телу, заполняя внутренности по самые края, словно стаканы с алкогольными коктейлями.
Она хочет отдернуть руку, отодвинуться, убежать прочь… Только вот ни на что нет сил. Остается мечтать, что из воздуха внезапно появится нож, которым она сможет отрубить себе руку.
Дарья смотрит сначала на Дениса, потом на их переплетенные пальцы. Разглядывает с отвращением, как рассматривала бы клубок ядовитых змей. Ей хватает всего нескольких секунд, чтобы побороть животный страх и быстро взять себя в руки.
– Кто она, другая женщина? – неожиданно для самой себя спрашивает Дарья.
Звуки фильма переплелись в бессвязное бормотание и теперь идут фоном их собственной семейной драмы.
– Ты про Лизу?
– Ты же знаешь, что нет.
Некоторое время Денис молчит, невидящим взглядом уставившись в телевизор. Там как раз главные герои оказались лицом к лицу с главным злодеем. Жаль, что в жизни так же сделать не получается: один раз взглянуть на человека, увидеть его злобную ухмылку, бегающий взгляд и замашки властелина мира – и понять, кто перед тобой. Сейчас Дарья даже про себя не может сказать, на чьей она стороне, не говоря уже о других людях. Не говоря уже о существе у нее внутри.
– Она умерла, – наконец отвечает Денис, – впрочем, как и все, кого любят такие, как я.
– Какие? Ты имеешь в виду, бессмертные? А я тоже – такая?
Денис слабо смеется под напором наивных вопросов и чуть крепче сжимает руку жены.
– Ты особенная, – говорит он, – и не только для всего мира, но и для меня тоже.
Ей кажется или в комнате действительно становится теплее?
– Я добрая или злая?
– Дарья, – он поворачивается к ней всем телом и смотрит прямо в глаза, – не бывает добрых или злых, как не бывает правых и виноватых, победителей и проигравших. Бывают только люди. Сложные, непонятные. Когда-то давно я знал одного человека, и он дал мне почитать свою книгу. Там было написано: «Если бы зло исчезло, человеческий дух просто разложился бы». Поэтому все мы злые и все мы добрые.
Дарья наклоняется вперед и носом утыкается в плечо мужа. Она медленно вдыхает знакомый до боли запах его кожи и думает о том, как теперь жить. Когда она была подростком, ей тоже нравились истории про героев, которые открывали в себе сверхспособности или обнаруживали, к примеру, существование магии. Всем им нужны были эти перемены. Только представьте себе Гарри Поттера, выросшего не в чулане под лестницей, а в комнате с двуспальной кроватью и здоровенным окном на полстены. Вообразите, как он получает письмо из Хогвартса, и такой: «Не, сорян, у меня сегодня вечеринка. Мой брателло Дадли обещал познакомить с отпадными цыпочками».
Так и у Дарьи все было нормально! Она думала – нет, она была уверена, – что больше ей ничего не нужно. Ни волшебства, ни выигрыша в лотерею, ни сверхчеловеческой силы. Единственное, о чем она иногда украдкой молилась несуществующему богу перед сном, – это о том, чтобы Денис, Олег и Артур всегда были здоровы.
– Ну что ты, в самом-то деле. – Денис осторожно похлопывает ее по спине. – Такая жизнь тоже не так уж плоха.
– Чем? – всхлипывает Дарья на груди у мужа.
– Хотя бы тем, что мы знаем, зачем жить.
«И зачем живешь ты?» – хочется спросить Дарье, но сил нет. Она не замечает, как засыпает глубоким спокойным сном, и ей почему-то снится мама. Только не эта импозантная дама под шестьдесят, какой она является сейчас, а мама из детства, когда та была молодая и красивая.
