– Не повезло тебе сегодня с механикером, да? – вдруг громко обратилась к Нике Вильма, когда девушки уже вернулись в школу и расселись за привычные места в классной комнате.
– Да нет, почему же, – ответила Ника, чувствуя, как кровь, помимо ее воли, приливает к щекам, и понимая, что если Вильма это заметит, то ее насмешкам и многозначительным предположениям не будет конца и края. – Он хорошо работал.
– Хорошо? Да вы провозились там добрых четверть часа, хотя задание было совсем пустяковое! Наверное, он совсем ничего не смыслит в механистике, – с фальшивым сочувствием вздохнула Вильма.
– Наоборот, он очень хорошо в ней разбирается, – пробормотала Ника; она уже проанализировала случившееся и поняла, что Ансель заметил неполадку, которую просмотрела даже сама мадам рей Брик.
– А что это ты его защищаешь? – ухмыльнулась тут Вильма. – Неужели нашей талантливой провинциалке понравился какой-то невзрачный юноша-механикер?
Ника хотела было поправить, что она вообще-то родом не из провинции, а из столичного округа. А Анселя можно назвать каким угодно, но только не невзрачным. Однако она знала, что любые ее фразы прозвучат как оправдание, а оправдания воспринимаются как проявление слабости. И Ника промолчала, удовлетворенная тем, что все-таки не покраснела, и смерила Вильму равнодушным взглядом.
Та же, словно не услышав комментарий Ники о том, что юноша хорошо разбирался в авионах, продолжила:
– Вот что бывает, когда пускаешь мужчину туда, где ему не место, и позволяешь ему заниматься тем, с чем его слабый ум не справляется. Все эти новомодные движения – мужская эмансипация, равные выборные права, право самостоятельного наследования – до добра не доведут. Сегодня они становятся механикерами, завтра будут рваться в начальники, а послезавтра, глядишь, уже и нам начнут приказы раздавать! Нет, – покачала головой Вильма, поглядывая краем глаза на Нику, словно ожидала, не бросится ли она на защиту Ан-селя, – нужно мужчин гнать из механистики. Слишком уж опасный это создает прецедент.
Ввязываться в полемику Ника не собиралась. Хотя про себя считала, что в движении за мужскую эмансипацию есть разумное зерно. Ну, в самом деле, почему мужчинам нельзя учиться в университетах? Почему только в педагогических, музыкальных и кулинарных колледжах? А если у какого-то мужчины настоящий талант в математике или медицине? И почему бы не разрешить им голосовать на выборах? Почему, наконец, они должны расплачиваться другой валютой, нежели женщины? Просто потому, что когда-то давно именно женщины смогли разбудить первые аэролиты, и мужчины внезапно оказались не у дел, неспособные пользоваться важнейшим открытием в истории Арамантиды?
Конечно, никто не говорил, что мужчины занимают вторые роли именно потому, что не могут летать на авионах; их положение объяснялось множеством других причин. У мужчин более взрывной характер, они склонны к вспышкам ярости, и поэтому нужно держать их под постоянным строгим контролем. Они менее терпеливы, не способны подолгу сосредотачиваться на одном деле или заниматься несколькими вещами одновременно, а значит, не справятся с серьезными профессиями.
Но Нике никогда не нравились подобные обобщения. Взять хотя бы ее отца: он был одним из самых начитанных, образованных, интеллигентных и сдержанных людей – и джентльменов, и дам, – которых она знала. Он мог бы стать прекрасным врачом, Ника точно это знала, ведь отец изучил все энциклопедии, справочники и учебники по медицине и всегда сам лечил и ее, и друзей, и соседей. И лечил хорошо. Но ему не позволили. И отцу пришлось всю жизнь преподавать в начальной школе; даже в аптекари ему дорога была заказана. И Ника просто не понимала, как право голоса или самостоятельного наследования могли превратить ее отца в угрозу для общества…
В классную комнату вошла директриса.
– Итак, подведем итог первому практическому занятию, – начала она. – Что мы сегодня выучили?
– Что мужчинам нельзя разрешать быть механикерами, – негромко, так, чтобы было ясно, что ответ адресован не мадам эр Мада, а однокашницам, прокомментировала Вильма.
По рядам пронесся смешок.
Директриса решила не игнорировать замечание ученицы.
– Почему ты так решила?
– Ну как же, – немного смутилась Вильма, – мы все давно закончили моделирование вылета, а Ника со своим механикером все еще возились у кабины, причем Ника так и не получила добро на вылет!
Мадам эр Мада заложила руки за спину.
– Авионеры – это не только профессия, – четко произнесла она. – Авионеры – это гордость Арамантиды. Это не просто умение летать на авионе, это еще и моральный облик, которому требуется соответствовать. Авионеры не делают преждевременных выводов и не принимают поспешных решений. Вильма, ты считаешь, что собрала достаточно фактов для своего заявления?
– Но ведь всем известно, что мужчины не годятся для такой работы, – пробормотала та, не отвечая на заданный вопрос.
– «Всем известно», – повторила директриса, продолжая смотреть в окно. – Действительно, это очень распространенный довод… И одновременно демонстрирующий, что тот, кто его использовал, мало смыслит в обсуждаемом вопросе.
– Мадам эр Мада, неужели вы считаете, что мужчинам можно разрешать становиться механикерами? – возмутилась Вильма.
Директриса оторвала взгляд от окна и молча посмотрела на девушку.
– Если у них это будет хорошо получаться, то почему бы и нет? – не выдержав, вмешалась Ника.
– Может, им еще и авионерами разрешить стать? – прищурив глаза, бросилась в атаку Вильма.
– Не говори глупостей, – холодно парировала Ника. – Мужчины авионерами не могут стать в принципе. А вот механикерами – вполне.
– Мадам эр Мада, а вы как считаете? – повернулась к директрисе за поддержкой Вильма.
– Да, мадам эр Мада, а вы как считаете? – внезапно раздался незнакомый мужской голос – насмешливый и немного растягивающий гласные.
Взгляды всех девушек немедленно обратились к дверям.
Там стоял мужчина в длинном кожаном черном плаще с широким поясом и сумкой, перекинутой через плечо. У него были яркие, словно обведенные черным карандашом глаза и темная растительность на лице. Ника не сразу поняла, что это очень длинная щетина; она никогда не видела таких заросших мужчин, правила приличия требовали от джентльменов всегда быть гладко выбритыми. Отец Ники, например, брился дважды в день, даже в те дни, когда не выходил из дома. Единственный раз она видела щетину на его лице, когда он несколько дней пролежал в полубреду с воспалением легких.
Ника всегда считала, что небритый мужчина должен выглядеть просто отвратительно. Но появившийся в классе незнакомец совсем не выглядел отвратительным. Скорее даже наоборот…
– Тристан, – процедила мадам эр Мада.
Ника сглотнула. Неужели?..
– Нелли, – с ухмылкой ответил тот и, поймав взгляд директрисы, тут же поправился: – Анелия!
