– Что-то случилось?
Глава
10
Вивьен вся дрожала. Тайрек заметил это сразу же, едва она уселась в мобиль. Она стискивала руки в перчатках, словно стараясь унять дрожь, но та все равно пробивалась и охватывала все тело.
– Холодно? – участливо спросил Тайрек.
Вивьен не ответила, только прикусила нижнюю губу и уставилась в окно. Тайрек был готов поклясться, что, будь Вивьен одна, она бы расплакалась.
Что же она такого увидела и услышала на фабрике монкулов, что так ее проняло? Процедура обращения? Да, она была ей неприятна, но после нее Вивьен не выглядела такой подавленной. Значит, все дело в том, о чем они говорили с директрисой фабрики, пока Тайрек сидел на полу под дверьми кабинета. А говорили они, похоже, об обратной процедуре – о возвращении монкулам сознания.
Тайрек снял с себя пальто, привстал с сиденья и накинул его на свою начальницу. Та вздрогнула, но ничего не сказала. А через минуту взялась за отвороты воротника и закуталась в пальто поплотнее.
Не спрашивая разрешения, Тайрек пересел рядом с Вивьен, решительно обнял ее за плечи и привлек к себе. В этом жесте не было никакой романтики, он просто хотел ее согреть. И успокоить. А объятия – один из лучших способов. Даже конец света перестает казаться таким страшным, когда тебя кто-то крепко обнимает.
Вивьен напряглась, но через несколько мгновений расслабилась и сама облокотилась на Тайрека. Почувствовав это, он начал осторожно, плавными медленными движениями гладить ее по голове. Тайрек ничего не спрашивал, не пытался отвлекать разговорами. Он просто был рядом.
Мобиль проехал больше половины пути, когда Вивьен вдруг тихо спросила:
– Почему ты убежал от меня той ночью?
Тайрек не стал лгать и выкручиваться.
– Потому что я – дурак.
Вивьен молчала. Ждала продолжения.
– Ты мне очень понравилась, – тихо признался Тайрек. – Но я… я просто испугался.
– Чего?
– Внезапности этого чувства. Того, насколько сильно мне этого хотелось.
– Да, ты и впрямь дурак, – согласилась Вивьен и вдруг тихонько хихикнула. Сейчас она никак не походила на большую начальницу из министерства.
– Испугался того, насколько это не вовремя… – едва слышно пробормотал Тайрек.
– Не вовремя? – нахмурилась Вивьен.
– Ну да… – смутился юноша. – Я же приехал в Сирион для того, чтобы строить карьеру. А отношения бы этому только помешали. Жениться и заделаться семьянином я спокойно мог бы и в своей дыре.
– Тоже мне карьера – секретарь на побегушках, – хмыкнула Вивьен.
– Или секретарь, или учитель в школе, выбор у меня небогат, – просто пожал плечами юноша.
– Да, об этом я как-то не подумала, – тут же посерьезнела Вивьен. А потом снова хихикнула: – Но карьера у тебя, конечно, задалась, нечего сказать! Получить понижение в первый же день – это надо умудриться! Знаешь, обычно двигаются в другом направлении.
– Никогда не искал легких путей, – беспечно отмахнулся юноша, с удовлетворением отмечая, что напряжение Вивьен почти совсем отпустило, а остатки стресса выходят с этими вот немного нервными смешками. Пусть смеется над ним, если ей станет от этого легче.
Вивьен снова замолчала и остаток пути провела, уютно устроившись в объятиях Тайрека.
Когда они уже почти подъехали к министерству, Вивьен вдруг сказала:
– С завтрашнего дня ты опять мой личный секретарь.
– Надеюсь, мадам рей Старк, я заслужил это своими профессиональными качествами, а не тем, что у меня пальто теплое, – чопорно отозвался Тайрек, и Вивьен засмеялась. А отсмеявшись, очень серьезно ответила:
– Главное, что заслужил.
* * *
Они поджидали Анселя в тенях, сгустившихся между кругами света от газовых уличных фонарей. Оба в черном, оба – сосредоточенные и напряженные.
– Молодец, – похвалила Рина, опустив приветствие. – Решил-таки обрабатывать эту девочку-авионеру? Судя по всему, у тебя неплохо получается, раз она уже привела тебя к себе.
Ансель посмотрел на напряженное, с резкими линиями лицо Рины и думал, что от ее слов ему должно было бы стать неприятно. Он не обрабатывал Нику. Даже не собирался. Однако сейчас ему было все равно, его по-прежнему отгораживала от мира какая-то тонкая, но прочная стена.
– Есть успехи? – спросила Рина.
– Ника предложила разузнать о Мие в летной школе, – автоматически ответил юноша.
– Замечательно. Но я тут подумала, у нас есть вариант еще надежнее, чем эта девица.
Рина сделала паузу, ожидая встречного вопроса, ведь тот так и напрашивался. Однако Ансель не отреагировал; казалось, мыслями он был где-то очень далеко.
– Мадам рей Брик, – наконец сказала Рина, пристально глядя на Анселя. Так и не дождавшись его реакции, она продолжила: – Теперь ты задействован в важном имперском проекте, в строительстве этого вашего «Урагана», поэтому постарайся выбить через инженера доступ в архивы. Под предлогом, что тебе это нужно для работы. Чертежи посмотреть или… не знаю… что там вам еще для дела может понадобиться. Попроси ее оформить тебе пропуск, твоя мадам рей Брик тебе наверняка не откажет.
– Моя? – отстраненно удивился Ансель.
– Ну, а чья же еще? Ты – симпатичный юноша, она – дама в возрасте… Не без причины же она так тебе покровительствует?
Тонкая стена, отгораживающая от мира, со звоном лопнула и обрушилась на Анселя градом острых осколков.
– Не стоит из всех версий происходящего выбирать самые грязные, – процедил он.
Ему было неприятно даже не столько за себя, сколько за мадам рей Брик. Та была замечательной механикерой, строгой, но справедливой начальницей и просто хорошим человеком, одним из немногих, кто оценивал людей по тому, что они умели, а не по тому, кем родились. Она не заслужила всех этих отвратительных грязных сплетен.
– Если это и правда лишь слухи, то, возможно, тебе стоит подумать над тем, чтобы они стали правдой, – ничуть не смутившись и спокойно, словно и не предлагала ничего такого уж из ряда вон выходящего, заявила Рина. – Если бы тебя с ней связывали близкие отношения, это было бы просто идеально!
Несколько мгновений Ансель внимательно всматривался в лицо дамы. Жесткое, решительное лицо человека, привыкшего жить постоянно начеку, постоянно в опасности. В твердых резких линиях вокруг рта – ни намека на мягкость, в темных глазах – ни признака слабости.
Ансель отказывался верить, что она родилась такой – расчетливой, хладнокровной, бесчувственной. Какая беда, какая трагедия сделала ее такой?
