Уголок губ Тристана дернулся вниз от этого неожиданного «мы».
– Пока это все, – ответила мадам следователь. – Благодарю за помощь.
Последняя фраза была адресована исключительно директрисе.
Тристан и мадам эр Мада дошли до конца коридора, прежде чем директриса позволила себе передернуть плечами.
– Даже не пойму, что меня больше возмущает: то, что Гардинария считает, будто ты агент Третьего континента, или то, что я оказалась такой идиоткой и не заметила, как к нам внедрили агента!
Авионер беспечно пожал плечами:
– Какая разница, что они думают? Мы-то с тобой прекрасно знаем, что я – не агент. А они пусть себе копают.
Однако мадам эр Мада была слишком взведена, чтобы отнестись к этому так же беспечно.
– Ты совсем не изменился, – тихо, но с сердцем сказала она. – Как был легкомысленным мальчишкой, так и остался, все тебе кажется игрой и поводом для глупых шуток.
– Нет, – покачал головой рей Дор, лицо помрачнело, глаза потемнели. – С тех пор, как погибла Трисса, игры кончились.
– А наши с тобой отношения – они тоже были для тебя только игрой? – с вызовом спросила директриса.
На лице Тристана снова появилось обычное для него выражение легкой насмешки – он явно уходил от серьезного разговора.
– Мадам эр Мада, – укоризненно протянул Тристан, – какой эмоциональный и типично мужской вопрос! И от кого? От вас?
– Это же ты решил порвать наши отношения…
– Если бы ты сделала это первой, тебе было бы легче? – поднял бровь авионер.
– Возможно! – с вызовом ответила директриса и вздернула подбородок.
Тристан медленно наклонился к ней, приблизил губы к уху и прошептал:
– Но инициатором разрыва стал я, Нелли. И я не жалею.
И зашагал прочь, оставив мадам эр Мада смотреть ему вслед. Авионер не оглядывался и потому не увидел, как злость и раздражение в глазах директрисы сменились сожалением.
* * *
День, который, казалось, будет длиться вечно, все-таки подошел к концу. Вернувшись после допроса в Конструкторскую, Ансель даже сумел немного поработать, хотя его голова и гудела от мыслей, крайне далекими от чертежей и расчетов.
И вот наконец настал вечер. Вечер, которого Ансель никак не мог дождаться и которого страшился. Жандармы закончили с допросами, работники Министерства полетов снова были свободны. За день патрули прочесали столицу, собрали почти всех разбежавшихся монкулов и почти все экземпляры газеты Либерата. Если в городе и происходили какие-то волнения, то следов это не оставило, улицы Сириона выглядели обычными, такими, как всегда, разве что немного более притихшими, а прохожие – слегка напряженными. И мобили жандармов встречались на улицах чуть чаще.
Бывший склад пиломатериалов на окраине города казался каким-то зловеще темным и молчаливым, словно вымершим. Или, может, это воображение играло с Анселем злую шутку: ему казалось, что внутри устроили засаду жандармы и он идет прямиком в ловушку.
Дойдя до двери, Ансель замер, сердце сжималось от волнения и самых противоречивых чувств.
А если там и впрямь жандармы? Судя по тому, что они устроили сегодня в Министерстве полетов, они вполне могли начать масштабную операцию по выявлению шпионов, тайных агентов и просто подпольщиков.
А если там его уже ждет прежняя Мия, живая, веселая и полная энергии? Пусть и не совсем прежняя, роскошные каштановые локоны за день не отрастут, но глаза вполне могут снова стать яркими, цвета жженого кофе…
А если эксперимент не удался и Мия по-прежнему такая же отрешенная, безжизненная?
Был только один способ справиться со всеми этими страхами, и Ансель, набрав в грудь побольше воздуха, так, словно собирался нырять в воду, постучал в дверь.
Та распахнулась мгновенно, словно его ждали, и чьи-то руки быстро втянули его внутрь.
– Рада видеть, что тебя не арестовали, – заявила вместо приветствия Рина, и Ансель с облегчением понял, что хотя бы одно из его беспокойств беспочвенно: засады нет.
– Ваших рук дело? – спросил он, мотнув головой в сторону улиц, оставшихся за стенами бывшего склада. Улиц, на которых весь день бурлил хаос.
– Наших, – не без удовлетворения подтвердила Рина. – Ребята молодцы, хорошо сработали, – добавила она и бросила взгляд на державшегося немного позади Вальди. Тот расцвел от этой сдержанной похвалы, наглядно доказав, что важно не как хвалят, а кто.
– И в чем смысл всего этого? Они так или иначе собрали почти все газеты и почти всех монкулов.
– Да, но теперь люди будут знать. Знать, что их обманывают. И что монкулы могут выйти из-под контроля.
Рина хотела сказать что-то еще, но Ансель больше не мог сдерживаться.
– Как Мия? У вас получилось? – спросил он, жадно вглядываясь в лицо Рины и надеясь по его выражению сразу все понять.
Рина слегка нахмурилась, и сердце Анселя болезненно сжалось. Да, он настраивал себя на то, что чуда, скорее всего, не произойдет, и не позволял себе в него поверить, не позволял себе надежды, но… Надежда не спрашивает, можно ей обосноваться в твоем сердце или нет, она просто приходит и остается там. И вырывать ее с корнем всегда больно.
– Понятно, – сумел произнести он сквозь зубы, стиснув кулаки, и развернулся, собираясь уходить. Снова видеть Мию такой, какой она стала, он не хотел, это было выше его сил. И впрямь, смерть была бы лучше, она все-таки чище… И окончательнее.
– Погоди, – схватила его за предплечье Рина. – Кое-какого прогресса мы добились, а, значит, мы движемся в нужном направлении. Пойдем. – Она потянула Анселя за собой, и тот неохотно пошел следом.
В соседнем помещении на этот раз не было монкулов, привязанных к креслам, и загадочные аппараты молчали. Посередине стояла Мия. Все такая же бледная, безволосая и безжизненная.
– Мия, – позвал ее вышедший вперед Вальди, и монкул медленно перевел взгляд на юношу.
– Видишь? – с торжествующим видом повернулась к Ан-селю Рина.
Как всегда, двойной удар – радость при виде Мии и осознание, что в этом теле Мии больше нет – на какое-то время выбил у юноши почву из-под ног.
– Что я должен видеть? – спросил Ансель, с трудом собираясь с мыслями.
– Она реагирует! – победно воскликнула Рина. – Монкулы никогда и ни на что не реагируют, кроме тех свистков. А она реагирует!
Надежда загорелась в Анселе внезапной ослепительной вспышкой. В несколько шагов он сократил расстояние между ним и Мией и заглянул ей в глаза.
Бесцветно серые, а не цвета жженого кофе.
– Мия, ты меня слышишь? – тихо спросил он.
Монкул перевела на него взгляд. Ни проблеска узнавания, ни намека на эмоцию. Ни тем более ответа. Но она смотрела на него, не сквозь него. Смотрела вполне осознанно, пусть и отстраненно. И казалось, в любой момент могла узнать юношу.
