Кто-нибудь…
Например, его мачеха. Чем не удобный для мстительного уничтожения монстр?
Ник со злостью пнул ком земли, попавший ему под ноги.
Он покинул Британию три дня назад. С тех пор его ни на секунду не оставляло чувство, словно что-то вонзилось ему в грудь. Ночами он просыпался озябший и злой на самого себя.
Каждое электронное письмо от его помощника, в котором тот рассказывал о шоу Мендес в Милане, оживляло в памяти образ совершенно сломленной Сибиллы с несчастными глазами.
По ее мнению, он играет в Бога, а он лишь пытается починить то, что было когда-то сломано. Хотя с тех пор, как он рассказал ей о своих планах, это самое сломанное перестало ему казаться таким уж важным. Наладить отношения с Сибиллой — вот что было важным на самом деле.
Ее отказ поехать с ним оказался для него очень болезненным. «Я приехала сюда с Саймоном. Я остаюсь здесь с Саймоном. А тебе здесь не место. Ты не стоишь даже его мизинца» — вот что слышалось в ее отказе.
Но если быть откровенным, она ведь ничего подобного не говорила. Ее покоробило его пренебрежительное отношение к ее работе. А он — чего он хотел? Вписать ее в свою жизнь так, чтобы было удобно ему, или же поступиться чем-то ради того, чтобы самому вписаться в ее жизнь?
Ведь он искал нормальных, здоровых отношений. Таких, какими были отношения между его дедушкой и бабушкой. Именно таких отношений хотел для него и дед.
Как он сказал тогда, в январе? «Я нашел тебе девушку».
А когда он начал думать, что недостоин таких отношений?.. Сибилла сказала ему: «Ты позволяешь ненависти превратить тебя в того, кем не являешься». На самом деле он считал, что он именно такой. Он стал таким тогда, когда выяснил, что он не истинный Воронов. И именно это знание так терзало всю его жизнь и заставляло искать виноватых и мстить им…
В тот день, когда Ник уехал из Эдбери, ему позвонил брат. Он тогда находился в часовне в западном крыле Холла. Он был так зол после размолвки с Сибиллой, что едва не проигнорировал звонок, но все же ответил.
— Милый снимочек тебя с Марлой. Дед в ярости.
— Ярость дедушки — наименьшая из моих проблем.
— Он прислал мне по электронной почте фото тебя и той девушки, с которой ты встречаешься.
— Ее зовут Сибилла.
— Да. Там еще милая малышка у тебя на плечах.
— Ее зовут Флер. Постой-ка, дедушка переписывается с тобой по электронной почте?
— Да, это твоя Сибилла его научила. Кстати, у нее шикарная грудь.
— Будем считать, что ты этого не говорил.
— Ты ее любишь?
— Да, — без раздумий ответил Ник. — Люблю.
Короткая пауза.
— Собираешься жениться на ней?
— У нас с ней не все ладно…
— Что бы ты ни натворил, брат, если она тебя любит, то простит.
И вот сейчас, стоя и глядя на шахту, Ник осознал, что прежде всего простить кое-кого должен он сам. А для этого надо срочно сделать телефонный звонок и сегодня же купить билет на самолет до Хельсинки.
— Что стряслось, дорогая? Он снова уехал по делам? — спросила Катерина, возвышаясь над Сибиллой, пока та выуживала из шкафа резиновые сапоги для себя и Флер.
Прошла неделя с того ужасного дня, когда Ник ушел от нее. И целую неделю ей пришлось притворяться, что все в порядке. Отговорки для зоркой Катерины уже почти закончились.
— Не знаю.
С рассвета они гуляли на майских торжествах и пришли домой, чтобы Флер вздремнула — день выдался долгий, вечером еще предстоял фейерверк.
Малышка появилась на лестнице.
— Готова идти, милая?
— Собираетесь на прогулку? — не унималась Катерина. — А если Ник позвонит? Не забудь свой мобильный.
— Он не позвонит, Катерина.
— На всякий случай я побуду здесь.
Сибилла оставила возню с сапожками Флер и, ласково обхватив лицо женщины ладонями, попросила:
— Иди домой, Катерина. Я люблю тебя, очень, но, пожалуйста, перестань принимать столь жаркое участие в моей личной жизни.
— Я должна, — проворчала та. — Мег же и близко меня к себе не подпускает…
— Я хочу, чтобы бабушка была дома, — сердито потребовала Флер, несколько разрядив обстановку — ее требование позабавило взрослых.
Сибилла уже готова была сдаться, но Катерина настаивать не стала и, натягивая Флер сапоги, ответила:
— Увидимся вечером на фейерверке, тыковка.
Сибилле уже стало стыдно за свое поведение, и к тому времени, как они с Флер поднялись на холм, она чувствовала себя совсем ужасно. Катерина была ей самым близким человеком, практически заменила ей мать, и ее озабоченность отсутствием Ника была вызвана искренним желанием видеть Сибиллу счастливой.
— Смотри, мамочка, какие милые! — показала Флер на небольшие желтые цветочки.
— Это примула, — с улыбкой пояснила Сибилла, наклонилась и с нежностью обняла дочурку.
А когда выпрямилась, у нее словно открылись глаза — она только сейчас осознала, что зима закончилась; земля уже покрылась свежей зеленой травой, изукрашенной яркими весенними цветами. Деревенские постройки мягко сияют чуть золотистой каменной кладкой, которой издавна славятся эти места, на церковном шпиле озорно играют майские солнечные лучи.
Со своего наблюдательного пункта Сибилла видела извилистые желтые дорожки, старинные каменные стены, то тут то там разрезающие сельский ландшафт, медленно ползущий автомобиль… Не самое плохое место для того, чтобы быть несчастной. Что ж, что было, то прошло. Ник не вернется, и ей надо искать способ быть счастливой без него. Без сомнения, придет день, когда ей станет легче…
Она заметила чью-то темноволосую голову, мелькнувшую за холмом.
Это была Мег. Она бежала… Нет, как-то странно ковыляла. Когда она приблизилась, стало ясно почему. На ней были туфли на каблуках — довольно неудачный выбор обуви для прогулки по пересеченной местности. Кроме того, она несла что-то под мышкой.
— Что это ты делаешь здесь с ноутбуком?
Мег тяжело дышала. Похоже, занятия кроссфитом в тренажерном зале не сделали ее достаточно выносливой для восхождения на Костволдский холм.
Она положила ноутбук на землю, наклонилась, уперев ладони в колени, и попыталась отдышаться.
— Ты… мне… спасибо… скажешь, — проговорила она между глубокими вдохами и кивнула на ноутбук. — Включи-ка его. Я тебе кое-что покажу.
— Ты же знаешь, что Интернет и в деревне работает кое-как. А сюда сигнал вообще вряд ли доходит.
— Слушай, не спорь, просто открой чертов ноут!
Сибилла уселась на траву и выполнила требование подруги. Мег же стащила с ног модные туфли и с тоской осматривала стертые подошвы.
