Она вдруг осознала, что он нравится ей, и почувствовала себя девочкой-подростком, оказавшейся наедине с симпатичным парнем. Как глупо, особенно если учесть, что ей уже двадцать восемь!
— Я не выпрыгивала! Это вы швырнули в меня чемоданом!
— Я думал, что ты из обслуги — вышла меня встретить. И вообще, я подумал, что ты мужчина.
— Ч-что? — жалко промямлила она, чувствуя себя настоящей глупой овцой.
— В темноте мне так показалось. Твоя одежда в стиле унисекс ввела меня в заблуждение.
— Какой еще унисекс? Это же бежево-розовый цвет!
Выражение его лица ясно дало ей понять, что он не в теме.
— В розовый обычно одеваются женщины, — пояснила она.
Очевидно, он все еще пребывал в недоумении. Она шумно вздохнула.
— Понимаете, это женская куртка большого размера…
— Было темно, — нахмурившись, повторил он.
В попытке поднять самооценку, упавшую от его комментариев ниже пола, Сибилла напомнила себе, что она высокая и да, было темно… К горлу ее подкатил ком. Темно — но не настолько же!
Сибилла почувствовала себя еще хуже, когда он легко стал подниматься по лестнице, а она, задыхаясь, последовала за ним. И как только люди покоряют горы в таком тяжелом облачении?!
Добравшись до верха, она с трудом перевела дух.
— Тебе не помешали бы тренировки, — заметил он, глядя на нее сверху вниз. — Ты не в лучшей форме.
В самом деле? И это он говорит ей? Единственное время, когда ей удается присесть, — тихие послеобеденные часы в архиве, где она работает.
— Вы разве не собираетесь подняться к дедушке? — спросила она, хотя на самом деле ей ужасно хотелось сказать, что у нее нет больше желания объясняться. Единственное, чего она хочет, — оказаться поскорее дома и принять горячую ванну, где она сможет спокойно чуть-чуть поплакать.
— Он подождет.
Он подождет? Да что же это за внук такой? Понятно какой. Отсутствующий. Если бы он не был таким, она не оказалась бы в столь дурацком положении.
Сибилла последовала за Ником через длинную галерею. Она регулярно водила здесь экскурсии — рассказывала об истории дома и его особенностях. Ей подумалось, что мистер «я-думал-ты-мужчина» вряд ли пришел в восторг, знай он об этом.
В центре комнаты стояли шесть стульев стиле короля Якова, дожидаясь, когда им найдут место.
— Это что за черт? — осведомился он, обходя их.
— Они вам не нравятся? — радостно усмехнувшись, спросила она. — Ваш дедушка нашел их на чердаке. Мы пока не решили, куда их поставить.
— Мы? — Он обернулся к ней. — Тебя так интересует обстановка этого дома?
Как будто это преступление… Сибилла отступила на шаг.
— Нет. Меня интересует прошлое.
— И почему же?
Слегка взволнованная тем, как он смотрит на нее — хотя и с подозрением, но все же, очевидно, как на женщину, она замялась с ответом.
— Не знаю. Просто так…
Ответ этот по-видимому его не впечатлил. Стоит попытаться получше.
— Если бы вы выросли в современном безликом доме, как я, тоже видели бы красоту в старинных вещах.
Он смотрел на нее скептически.
— Это было самое бездушное место на земле. С раннего возраста я всегда знала, что есть места и вещи куда лучше. Более… значимые.
Сибилла вздохнула, осознав, что сказала несколько больше, чем следовало.
— И почему же мебель более значимая, если она старая?
— Потому что у старых вещей есть истории, с ними связанные. А предметы мебели, сохранившиеся до наших дней, были сделаны искусными мастерами. Художниками.
— Да ты романтик, — заметил он, и снова так, словно это было преступлением.
— Нет, я практик. Хотя полагаю, что в детстве я читала книги о других детях, которые жили в старинных домах, и представляла, что когда-нибудь тоже буду.
— Неужели?
Ника так и подмывало спросить, а представляла ли она, как живет в его доме.
— Ничего особенного, — заметила она, защищаясь, — так делают многие дети. А у меня к тому же была на то веская причина.
Ник подумал, что сейчас услышит ее душещипательную историю. Она явно нервничала в его присутствии и от этого становилась все разговорчивее.
— Мне куда больше любопытно, почему тебя так интересует этот дом, — проворчал он.
— Нет, вы спросили, почему меня интересует прошлое.
Так. Возможная аферистка с лишним весом, да еще и зануда.
— Старые дома, несчастное детство…
— Я не говорила, что у меня было несчастное детство. Я сказала, что дом был бездушным. А мы были единственными жившими в нем людьми. Какая ирония.
— В чем же?
Она попыталась сложить на груди руки, но в толстой куртке это оказалось не так-то просто.
— В том, что женщина, растившая меня, была одержима генеалогией. Своей, конечно, не моей.
— Тебя удочерили?
Она молча кивнула, ее миловидное личико застыло.
В пятнадцать лет Ник узнал, что его отец — вовсе не его, и с тех пор его жизнь разделилась на «до» и «после».
— И когда ты это выяснила?
Она взглянула на него, словно раздумывая — отвечать или нет.
— Мне было двенадцать. Тогда мои приемные родители развелись.
— Должно быть, тебе нелегко пришлось.
— Да. Еще тяжелее было, когда они отослали меня.
— Отослали?
Она совсем помрачнела.
— Устроили меня в престижную закрытую школу и там оставили на шесть лет.
Он чуть не рассмеялся. Такая, значит, у нее история?
Избалованная девочка из состоятельной семьи жалуется на школьные годы, проведенные в закрытом интернате. Ну что ж, ему жаль ее. Надо отдать ей должное, она неплохо играет.
— Зато они тебе дали хорошее образование.
— Да, образование они дали мне хорошее, — бесцветным голосом согласилась она, опустив глаза и глядя на свои сложенные ладони. — Но я так редко видела их, а теперь и вовсе нет.
— Печальная история, — резюмировал он, и что-то в его тоне дало ей понять, что не очень-то он ей поверил.
Сибилла вдруг почувствовала себя совсем неловко.
— Да, наверное. Сама не знаю, зачем это все вам рассказала. Не уверена, что вам это вообще интересно.
— Ты удивишься, но мне интересно.
Сибилла не нашла, что на это ответить, да еще не сумела побороть искушение и снова уставилась на его широкие плечи и вспомнила, какой он сильный, как уверенно не дал ей упасть и обнимал ее.
