— Или ломаешься, — хихикнула я и довольно улыбнулась.
— Именно, — согласился Шарад. — И никакие увещевания на нее не действуют.
— Глупый ты, Шарад, — пожурила я беззлобно. — Такая девушка, а ты нос воротишь. Вареник со Сметанкой ее на руках носят, когда она к ним благоволит, а ты!..
Шарад на полу лишь недовольно заворчал, не желая обсуждать эту тему.
— Даже Мэй с ней заигрывать пытается, но она его игнорирует, — добавила я.
— Мэй может делать все что угодно, — ответил Шарад. — Это его личное дело. А у меня от этой девушки уши вянут. Она трещит… И трещит. И трещит. Это нескончаемый поток слов. У меня от нее голова болит.
Я хмыкнула, хотя могла прекрасно понять блондина.
К моменту, когда Шарад разыскал единорогов и отбил их у зарвавшихся местных бандитов, я и сама успела устать от девицы. Та лопотала без умолку. Как птичка. И смысла в ее монологе было не больше, чем у юркой садовой пичуги.
Клубничка была из той породы людей, для которых все остальные существуют лишь для того, чтобы вертеться вокруг и оттенять их красоту. Ни секунды девушка не могла провести, не находясь в эпицентре внимания. А тот факт, что она, в принципе, как бы и не существовала как личность, а являлась плодом воображения автора, накладывало свой отпечаток на поведение.
За три часа с ней наедине я умудрилась вспомнить полное имя девицы. И было ради чего стараться, ведь только после окрика «Дейриания Ашш Лессуаль Дроулитуриансо Кель Апнир!» дева затыкалась на следующие несколько минут, не раздражая меня рассказами о цвете глаз Шарада (а она нашла гораздо больше сравнений для зеленых глаз блондина, чем я в принципе знала оттенков зеленого!), цвете и блеске его волос (тут меня тоже просветили о том, что они не просто блондинистые!) и ширине плеч.
А ведь все это сопровождалось страстными вздохами!
Необходимость доказала, что память у меня — решето, но таки хоть что-то в нем да застревает.
В первую ночь я уложила девушку, которую, несмотря на найденное имя, мы с парнями все равно звали Клубничкой, в свою постель, сокрушаясь из-за того, что лишних спален в доме всего одна. Подселить Мэя к Шараду или наоборот не вышло, так что Варенику и Сметанке досталась одна комната на двоих, где они с трудом поместились на одной кровати. Но о своем решении я пожалела спустя час, узнав, что в компании Клубничка может сыпать своими многоэпитетными речами даже ночью, не давая окружающим спать.
В короткую передышку, пока Клубничка ходила в туалет, я уснула, а проснулась от ругани Шарада за стенкой. Оказалось, что, не добившись от меня хоть какого-то внимания, девица отправилась добывать его у блондина.
Всего через сутки я была готова утрамбовывать девицу и ее свиту в книжку ногами, но они не желали нас покидать, всеми силами доводя меня до белого каления и подсаживая на лошадь.
Девицу я выдворила жить в единственную свободную комнату, предоставив ей самой решать, кто из ее амбалов будет спать с ней в одной комнате, а кто — на диване на первом этаже. Амбалам сделала внушение, предупредив, что прибью сковородкой, если опять обнаружу кого-нибудь постороннего в своей постели. Но Вареник, на свою беду, все же сделал очередную попытку, когда рассорился с Клубничкой. За что и получил. Я с утра была не в том настроении, чтобы просто погрозить набору кубиков пальцем. Огрела по тыковке сковородкой, как и обещала. Благо оборудование для просвещения приготовила заранее. Вареник долго скулил и ходил жаловаться всем и вся, а я купила и привертела к двери задвижки.
На кухне каждый день меня ждал разгром, потому что Клубничка, не найдя внимания у попрятавшихся в норки обитателей дома, отправлялась громить наши запасы еды или расчесывать гривы своим животинам. Трижды в полный голос выкрикнув имя девы таким тоном, будто это было ругательство, я призывала амбалов и пристраивала их к уборке. От моих воплей даже единороги всего за пару дней выучились гадить в подставленные бочки, а моего энтузиазма хватило на то, чтобы выспросить у местных, кто у них тут вывозом мусора и отходов занимается.
Развив бурную деятельность, днями напролет я развивала и командный голос, всякий раз, оставаясь одна, шепча:
— Исчезните вы уже наконец. Исчезните!
Просто вытурить девицу и ее выводок на улицу было невозможно. На пятый день я попробовала. Они вернулись и сгрудились на пороге. Оставалось надеяться, что незваные гости со временем как-то пропадут или я соображу, какой стороной их нужно пихать в книгу.
Единственным, кто не создавал проблем, был кот. Он меланхолично дрых на кухонном шкафу или в кресле в кабинете, иногда скребся в дверь и уходил гулять в Семимирье, неизменно возвращаясь и вспрыгивая на подоконник в кухне или в кабинете, чтобы я его увидела. И в еде зверь был непривередлив, почти как Мэй. Вот кота бы я себе оставила.
Шарад вздохнул и еще немного повозился на полу, а я будто бы не специально повернулась на бок и стала за ним наблюдать. После стирки шторы избавились от пыли и теперь прекрасно пропускали свет. В окна мне смотрела луна из Рыжего мира, разливая серебристые полосы света до самой противоположной стены. От этого свечения волосы блондина тоже казались чуть серебристыми.
«Не хватало, чтобы я, как Клубничка, начала подбирать названия к цвету волос или глаз, — про себя фыркнула я и закрыла глаза. — Ох уж это пагубное влияние!»
Не успела я вновь задремать, как вдруг откуда-то донесся удивленный возглас, перерастающий в самый настоящий вопль ужаса.
— Что?
Шарад сел и напрягся, глядя вперед и как бы чуть вниз. Я затравленно на него покосилась и шепотом спросила, хотя мой шепот потонул в разносящихся по всему дому криках:
— Что это?
— Девица, — поднимаясь, ответил блондин. — На кухне. Похоже, придумала новый способ привлечь к себе внимание.
Не разделив его сарказм, я перепуганной тенью последовала за Шарадом сначала до двери, а потом в коридор. Там мы встретились с Мэем и заспанным Сметанкой. Вареник не вышел, видно, спал на диване внизу. Большой и дружной компанией мы спустились по лестнице и гуськом подошли к дверному проему в кухню. На пороге Шарад замер, но напряженным не выглядел, поэтому я решительно его обогнула и обозрела пространство. И застыла, раскрыв рот от удивления.
Посреди кухни, поливая обсыпанный сахарными и хлебными крошками пол крокодиловыми слезами, стояла Клубничка. Ее волосы были собраны в сложную конструкцию из кос (всю неделю я пыталась понять, кто же их ей плетет, при том что это точно не амбалы с их ручищами, а сама девушка при всей гибкости так бы не извернулась), тело соблазнительно прикрывала одна из доставшихся мне в наследство блуз, перетянутая на талии пояском, а ноги — сшитые из юбки брючки, узкие настолько, что страдальчески хрустели при любой попытке сесть. Вид девушки деморализовал любую представительницу одного с ней пола, вгоняя в депрессию и желание немедленно хоть что-то сделать, чтобы в одном месте отросло, а в другом — убавилось. Вот только сейчас всю эту красоту портило… отсутствие у Клубнички руки.
