Андрей Иванович Соловьев был театральным реквизитором. В его хозяйстве можно было найти все – от мушкетерской шпаги (конечно, подлинной) до автомата Калашникова (конечно, бутафорского) и от старинного граммофона до бриллиантового колье (конечно, фальшивого).
Только самого Андрея Ивановича, как назло, не было в пределах досягаемости.
– Да где же Соловьев? – раздраженно повторила Валерия.
– Заболел он, – ответил за отсутствующего дядя Костя, который всегда был в курсе событий.
– Что значит – заболел? – ахнула Гиацинтова.
– Заболел – значит, больничный у него. По причине острого респираторного заболевания.
– Нашел время! – Валерия позеленела, вытащила из кармана телефон и набрала номер Соловьева. Поговорила с ним полминуты, повернулась к Лизе и протянула ей связку ключей:
– Тверская, сходи сама в реквизиторскую. Зеркало у него в шкафчике слева от входа, в среднем ящике. Одна нога здесь, другая там, спектакль вот-вот начнется!
Лиза кивнула и чуть не бегом устремилась в реквизиторскую.
Комната Соловьева была похожа на пещеру Али-Бабы. Чего только здесь не было! Бутафорское оружие и доспехи, поддельные драгоценности и настоящий антиквариат, который реквизитор добывал одному ему известными путями…
Лиза подошла к шкафчику, о котором говорила Гиацинтова, попыталась открыть средний ящик, но он оказался заперт.
Чертыхнувшись, перебрала ключи, и один из них подошел.
Она выдвинула ящик и заглянула внутрь.
Здесь было множество каких-то мелочей – гусиные перья, кружевные веера, лайковые перчатки, табакерки, но именно того, что искала Лиза – ручного зеркала, здесь не было.
Лиза перерыла содержимое ящика еще раз.
Зеркала не было, зато ей на глаза попалась колода старинных, пожелтевших от времени карт.
Это были не те обычные карты, какими играют в бридж, покер или в подкидного дурака. В этой колоде карт было больше, чем в обычной, и рисунки на них были совсем другие – воин в старинных доспехах, ухмыляющийся скелет, опирающийся на резной посох, женщина в пышной одежде и императорской короне, мертвец, вниз головой болтающийся на виселице…
Лиза поняла, что это – карты Таро, которыми пользуются для гадания и предсказания судьбы.
Вдруг с картами что-то стало происходить, они начали меняться, словно ожили.
Вот карта, на которой был нарисован шут в ярком колпаке с бубенцами…
Теперь этот шут не просто кривлялся, он брел по унылой равнине, поддерживая старика в лохмотьях, и что-то ему говорил, словно старался утешить…
Да ведь это же сцена из «Короля Лира»! Сцена, когда старый, несчастный, покинутый всеми, кроме шута, король бредет в поисках пристанища.
Лиза почувствовала вдруг нежность и привязанность к этому безумному старику.
– Отец, – прошептала она, – я не оставлю тебя… твоя Корделия из-за тебя сокрушена, сама бы с горем справилась она…
А перед ней была уже другая карта, на ней была изображена величественная женщина в царском венце.
И вот в руке у нее появилась змея…
Лиза почувствовала горечь несбывшихся надежд, крушение грандиозных планов… она – Клеопатра, прекрасная царица Египта, пытавшаяся занять высокое положение в Риме, но в одночасье утратившая все – власть, величие, любовь. Теперь ей осталось только одно – смерть от змеиного яда.
Но перед ней была уже следующая карта. На ней – снова женщина, молодая девушка с венком на голове – она только что собирала цветы, напевая вполголоса, и вот уже плывет по воде с широко открытыми мертвыми глазами…
Это, конечно, сцена из «Гамлета», смерть Офелии.
И вдруг Лиза почувствовала холод воды, и запах увядающих цветов, и горечь безумия… она почувствовала, что сама плывет с мертвыми глазами по ночной реке.
Карта выпала из ее руки, и на ее месте оказалась другая, на которой изображена крепостная стена… к ней приближаются словно ожившие кусты и деревца…
Ну да, финальная сцена «Макбета», когда Бирнамский лес идет на королевский замок!
И Лиза почувствовала вдруг странное, незнакомое волнение, в душе ее всколыхнулась гордыня, жажда власти. Руки ее были в чем-то влажном… она взглянула на них и увидела кровь, кровь, которую невозможно смыть… она поняла, что превратилась в леди Макбет.
А перед ней была еще одна карта, на которой изображена башня. И вдруг между ее зубцами появляется таинственный силуэт…
А это – снова из «Гамлета», это явление тени отца.
Да что же это такое? Что с ней происходит? Что вообще она здесь делает, да и где она? В старинном датском замке? В средневековой Шотландии? В Вероне?
Лиза встряхнула головой, как после купания, когда хотела вытряхнуть из ушей воду. Этим простым способом она надеялась избавиться от наваждения, от странной галлюцинации.
И это действительно помогло.
Карты приняли свой обычный вид, а она опомнилась.
Ведь ее ждут на сцене, а она все еще не отыскала злополучное зеркало! Нашла время разглядывать старинные карты!
Она хотела задвинуть ящик, но какая-то странная сила не давала ей сделать это. Старинные карты непреодолимо манили ее, лишали воли. Она не могла расстаться с ними.
Хотя бы разглядеть их, понять, что с ней случилось и как эти карты связаны с драмами Шекспира…
Не в силах справиться с наваждением, Лиза быстрым вороватым движением схватила старинную колоду и сунула ее в карман.
И тут же гипнотическое очарование карт отпустило ее.
Лиза стояла в обычной театральной реквизиторской, перед обычным шкафом, где Соловьев хранил всякие старинные мелочи, которые могли понадобиться по ходу спектакля.
Ей нужно найти зеркало. Ее ждет Гиацинтова, а еще ее ждут коллеги-актеры и маленькие зрители.
Ну да, Гиацинтова сказала, что зеркало лежит в среднем ящике, а она почему-то открыла верхний.
Лиза осторожно потянула на себя средний ящик, и он даже оказался не заперт.
Открыв его, она почти сразу увидела зеркало – овальное зеркало в посеребренной рамке, с длинной серебристой ручкой.
Лиза взяла его в руку и взглянула на свое отражение – лицо у нее было растерянное, испуганное, но вполне нормальное.
Нужно взять себя в руки и идти на сцену.
Она не может разочаровать зрителей.
Лиза выбежала из реквизиторской, помчалась к сцене.
Гиацинтова поджидала ее за кулисами.
– Ну, тебя только за смертью посылать! – прошипела она. – Отдышись, через минуту твой выход.
Лиза любила играть для детей. Дети – самые благодарные зрители, они так искренне и открыто реагируют на все, что происходит на сцене, что эта искренность передается актерам и заряжает их юной энергией, свежестью восприятия.
