И в этот день Лиза играла с радостью и увлечением, чувствуя ответную реакцию зала, но примерно в середине спектакля она вдруг ощутила на себе чей-то пристальный и недоброжелательный взгляд.
Лиза вздрогнула и сбилась, едва не перепутав реплику. К счастью, помог партнер – Радунский, который играл лесничего, подыграл ей, так что никто не заметил Лизиной оплошности.
Она взяла себя в руки и повела сцену дальше, но все еще чувствовала на себе тот же неприязненный взгляд.
Ей хотелось оглянуться, найти в зале того, кто следит за ней, но делать это было никак нельзя, тогда она собьется, потеряет кураж и запорет роль.
Только доиграв сцену и уходя за кулисы, Лиза бросила взгляд в зал – но увидела только радостные, восторженные детские лица.
Хотя, приглядевшись, она рассмотрела, что в дальнем конце зала какой-то мужчина протискивался между рядами к выходу, но его лица Лиза не смогла увидеть.
Спектакль доиграли с подъемом, дважды вышли на поклоны. Даже Гиацинтова была довольна.
Разгримировавшись, Лиза пошла к служебному выходу. Не хотелось оставаться в театре, не хотелось общаться с коллегами, хотя какое уж тут общение? Либо все станут обсуждать убийство неизвестной девицы, либо снова коситься на Лизу. И ведь знают же прекрасно, что не убивала она никого! Да и сама майор Акулова так не считает, она не производит впечатления полной дуры. Просто майорша бросила пробный камень, надеясь, что Лиза испугается и признается во всем. Ага, дожидайся. Ну, Акулова небось думает, не прошло, и ладно. А что человека теперь в этом гадюшнике затравить могут – это ей наплевать.
Лиза шла темноватым коридором и вдруг впереди увидела мужской силуэт. Силуэт был чем-то знаком – мужчина был невысокого роста, но широк в плечах, и руки длинные. Лиза тотчас вспомнила, как этими руками он давил ее плечи.
Да это же Лаврентий! Не может быть, что он забыл в их театре? Сам утверждает, что по театрам не ходит и так на актеров нагляделся в своем агентстве. Отчего-то Лизе не захотелось с ним встречаться. Начнет снова обниматься, эти его губы липкие…
Она остановилась и прижалась спиной к стене. Лаврентий внезапно оглянулся, как будто что-то услышал, затем свернул в сторону. Лиза порадовалась, что спряталась, затем ей стало интересно, куда же Лаврентий идет. Она вспомнила, как играла кошку в детском спектакле и научилась ходить совершенно бесшумно. Осторожно ступая, она отправилась за Лаврентием. Да это же он к дяде Косте в каморку направляется!
И правда, Лаврентий еще раз оглянулся, перед тем как открыть дверь, и скрылся у дяди Кости. Лиза подлетела к дверям и прислушалась. Дверь была закрыта плотно, так что до нее долетал только неразборчивый рокот.
Разговаривали тихо и вроде бы спокойно, не спорили и не ругались. Вроде бы Лаврентий о чем-то спрашивал, а дядя Костя отвечал. Потом кто-то двинул стулом, встал, зазвучали шаги. Лиза испугалась, что ее застанут за подслушиванием, и отпрыгнула от двери, потом пошла вперед, стараясь не бежать.
И вспомнила, как вчера точно так же шла этим коридором и услышала за спиной чьи-то шаги.
И к ней вернулся вчерашний страх. Сердце забилось от волнения, во рту пересохло. Что вообще происходит в этом театре? Возможно, у нее просто глюки, и никто не преследует ее в темных коридорах, и никто не следит за ней из зала на детском спектакле. Это от стресса – когда увидела вчера мертвую Дездемону, так сама чуть в обморок не свалилась. Вот именно, у нее-то, может, и глюки, но девицу точно убили. И что тут делает Лаврентий? Что он хочет выяснить?
В это время из-за угла появился Радунский. Он шел к выходу, насвистывая старую-старую песенку, которую выкопал откуда-то, когда они начали ставить «Отелло»:
Папаша дож венецианский
Любил папаша – эх! – пожрать.
Любил папаша сыр голландский
Московской водкой запивать!
– Валентин Михалыч! – обрадовалась Лиза и пошла рядом с ним. На душе стало легче, она улыбнулась Радунскому и поблагодарила за то, что он помог ей во время спектакля.
– Нет проблем! – ответил тот, довольно улыбаясь. – С кем не бывает! Сегодня ты, а завтра я! – пропел он на мотив арии Германа, и Лиза машинально отметила, что голос был хорош, сочный такой, выразительный баритон. – Я собьюсь – ты меня поддержишь! Кстати, у тебя тогда было такое лицо…
– Вспомнила, как мы увидели мертвую Дездемону, – быстро проговорила Лиза, она вовсе не собиралась рассказывать Радунскому про свои страхи. И вполне возможно, что тот тип в зале ей просто привиделся.
– Да, зрелище было не для слабонервных!
За разговором они дошли до двери служебного входа, и тут в небольшое окошко Лиза увидела, что только что перед ними вышел Лаврентий. Она невольно задержалась у двери, и Радунский наткнулся на нее. Он оказался так близко, что Лиза почувствовала на шее его горячее дыхание.
Лаврентий перешел улицу и уселся в синюю машину, причем со стороны пассажира. Ну да, Ленка говорила, что у него что-то с глазами, сам машину не водит, с водителем ездит. Сверкнула на дверце нарисованная стилизованная театральная маска, и машина скрылась за углом.
Тут Лиза почувствовала, что Радунский тихонько коснулся ее волос, и поскорее вышла на улицу.
– Может, зайдем куда-нибудь, посидим? – предложил Радунский. В голосе его зазвучали мурлыкающие нотки, как у жирного кота, учуявшего запах сметаны. – Отметим, так сказать, удачное завершение спектакля?
Ну, ясное дело, он решил за ней приударить. Использовать ее чувство благодарности, тем более сейчас она сама дала повод. Подумал небось, что она нарочно к нему прижималась.
– Извините, Валентин Михайлович, мне сейчас в полицию надо, – проговорила Лиза извиняющимся тоном. – Меня Акулова вызвала… ну, помните, та майорша, в солярии прожаренная.
– Вон, акула-каракула распахнула злую пасть! – продекламировал в ответ Радунский и заглянул Лизе в глаза. – Ну, зачем же так официально, по отчеству? Можно просто Валентин и на «ты».
«Да тебе сто лет в обед!» – рассердилась Лиза, удерживая все же на губах приветливую улыбку.
– Тогда, может, как-нибудь в другой раз?
– Ну, может, в другой! – И Лиза махнула проезжающей маршрутке.
Радунский смотрел, как она легко подбежала к маршрутке и исчезла внутри. Красивая девка, что и говорить, может, теперь, когда Анны нету, и поймает она свой шанс? Хорошая из нее выйдет Дездемона, а потом и все остальные роли Коготковой к ней перейдут. Анна-то уже не боец. За такое дело, что спектакль бросила, Главный ее если не попрет совсем, то роли отобрать может. А тогда она вовсе сопьется.
Видел, ох, видел он, Радунский, как она коньяк в буфете пила! Не первые это были за вечер пятьдесят граммов, ох, не первые. Да и не последние тоже.
А что бормотала она что-то про то, что в гробу этот театр видела, и что скоро настанет и у нее светлая полоса, будут деньги, и уедет она к теплому морю навсегда, то кто же пьющую бабу слушает? Они много чего наговорят и, главное, сами в это поверят. Вот так-то.
