– Мне идти надо, насчет Радунского распорядиться. Я еще зайду. Обязательно.
– Хорошо, я буду ждать! Извините, а можно у вас попросить этот замечательный фонарик? – Лиза взглянула на Патрикеева невинным умоляющим взглядом, позаимствованным из какой-то детской пьесы.
– Фонарик? – переспросил тот удивленно. – Ах, тот, ультрафиолетовый…
– Ну да, я вам его сразу же отдам!
– А зачем вам?
– Пока не могу сказать. У меня так, одна догадка.
Она смотрела на Патрикеева так жалобно, так трогательно, что он не устоял и протянул ей прибор:
– Ладно, только с отдачей. Он казенный.
Вот она – великая сила искусства!
Лиза поблагодарила Патрикеева, и он ушел. А она выключила свет и включила волшебный фонарик. Комната озарилась таинственным голубовато-сиреневым сиянием, отдаленно напоминающим призрачный лунный свет.
Лиза положила на стол ту карту, которую подняла с пола, это была единица кубков, и убедилась, что ей не почудилось, что на карте действительно было что-то написано выцветшими, едва видными зеленоватыми чернилами.
Почерк был очень мелкий и удивительно красивый.
Надпись была на английском. Припомнив все свои скудные познания, Лиза смогла перевести первую фразу:
«Сцена первая. Лондон, улица перед входом в театр «Шиповник». Из дверей театра выходит Бард».
Это явно было начало пьесы. Но какой пьесы? Лиза не помнила ничего подобного.
На первой карте было с десяток убористых фраз, явно обрывавшихся едва ли не на полуслове. Где-то должно быть продолжение…
Где же?
Нетрудно догадаться!
Лиза включила свет, разложила на столе всю колоду в традиционном порядке – начиная с младших арканов и заканчивая старшими. Завершив раскладку, она снова выключила свет и включила фонарик Патрикеева.
Как она и подозревала, все карты были исписаны тем же почерком, теми же зеленоватыми чернилами, видимыми только при ультрафиолетовом освещении. Текст, оборвавшийся на первой карте, продолжался на второй, на третьей и так далее.
Лизиного знания английского языка не хватало для того, чтобы перевести его весь или хотя бы большой фрагмент, но его хватило, чтобы убедиться, что перед ней – рукописная запись какой-то незнакомой пьесы.
Лиза выключила волшебный фонарик, включила верхний свет. Она уже хотела сложить колоду и убрать ее в ящик стола, как вдруг в дверь гримерки кто-то постучал. Она машинально проговорила: «Войдите», – и только после этого растерянно взглянула на разложенные на столе карты. Отчего-то ей не хотелось, чтобы их видел посторонний.
Дверь открылась, и в гримерку вошел реквизитор Андрей Иванович.
– Андрей Иванович! – удивленно воскликнула Лиза. – Вы поправились? Вы уже вышли на работу?
– Ну, не совсем поправился, но я услышал, что тут произошло, и пришел, чтобы убедиться…
Лиза не дослушала его. Она смущенно взглянула на реквизитора, затем перевела взгляд на карты и проговорила:
– Андрей Иванович, я должна перед вами покаяться. Я без вашего ведома взяла у вас в реквизиторской эти карты.
– Карты? – Реквизитор посмотрел на стол.
– Это не простые карты! – воскликнула Лиза и под действием неожиданного импульса включила фонарик Патрикеева. – Вы видите, на них что-то написано по-английски. По-моему, это текст пьесы.
– Карты? – повторил Андрей Иванович и кинулся к столу. – Значит, это были карты…
Он перебирал карты одну за другой, вчитываясь в написанные на них слова, и на лице его восторг сменялся изумлением.
Наконец он поднял просветлевший взгляд на Лизу.
– Простите, что взяла их без спросу…
– И очень хорошо! – взволнованно отозвался реквизитор. – Их кто-то искал, и если бы вы их не взяли, они могли попасть в чужие руки… могли вообще пропасть… а вы не представляете, какой это было бы потерей для всего человечества!
– Кто их искал? – удивленно переспросила Лиза.
– Я не знаю, – реквизитор помрачнел. – Я знаю только, что кто-то рылся у меня в реквизиторской, а потом тот же человек напал на меня в моей собственной квартире.
– Кто?
– Я не видел его – тот человек напал сзади, оглушил меня ударом по голове и потом перерыл весь дом.
– И все это было из-за этих карт?! – Лиза удивленно взглянула на стол. – Неужели они настолько ценные?
– Вы даже не представляете насколько! – Лицо Андрея Ивановича вспыхнуло, глаза лихорадочно заблестели. – Вы не представляете! Знаете, что на них записано?
– Мне показалось, что это какая-то пьеса, но я не настолько хорошо знаю английский язык, чтобы…
– Это не просто пьеса! Это последняя, неизвестная до сих пор пьеса Шекспира!
– Да что вы говорите? – Лиза недоверчиво взглянула на реквизитора.
– Я понимаю, в это трудно поверить, но и это еще не все! Эта пьеса записана собственной рукой Барда!
– Барда? – переспросила Лиза. – Кто это такой?
– Ах, ну да, конечно, вы же далеки от мира шекспироведения… Бард – это неофициальное прозвище Уильяма Шекспира. И эта пьеса – фактически единственный его подлинный автограф! Да еще какой автограф!
– Вы серьезно?
– Еще как серьезно! Я никогда в жизни не был так серьезен, как сейчас! Конечно, нужно провести научную экспертизу, техническую и почерковедческую, но я уже сейчас вижу…
Лиза смотрела на реквизитора с опаской. Надо же – автограф Шекспира, запись целой пьесы его собственной рукой, и где – на колоде карт… бред какой-то! И откуда их реквизитор может это знать? Нет, наверняка у него не все дома!
Лиза опасливо взглянула на дверь.
Только она отделалась от одного маньяка – Радунского, как тут еще один сумасшедший ей на голову! Интересно, он буйный или тихий? И ушел ли уже из театра капитан Патрикеев?
Андрей Иванович неожиданно успокоился.
– Я знаю, – проговорил он мягким, доверительным голосом, – я знаю, что это кажется невероятным. Да и сам я веду себя как сумасшедший. Но на моем месте кто угодно потерял бы самообладание. Еще бы – найти подлинный автограф Шекспира, да еще какой!
– Но почему вы так уверены?
– Я сейчас попробую вам рассказать, хотя бы коротко. Дело в том, что я не всегда был реквизитором. Раньше я был филологом, занимался английской литературой, в частности – временем Шекспира. Но случилось так, что я увлекся так называемым шекспировским вопросом.
– Каким вопросом? – переспросила Лиза, пытаясь следить за сбивчивой речью реквизитора.
– Шекспировский вопрос – это вопрос авторства произведений величайшего драматурга всех времен и народов.