— Не обрадовал?
Я пожала плечами. От молитвинского дела за версту тянуло «мертвяком», так что спасибо, конечно… Память услужливо подсказала: субботние гости-дружки на квартире Залесского, один — носатый, болтливый; второй — крупный мужик с уставной ряшкой, все норовил мне честь отдать, хоть так, хоть эдак… это он, что ли, «хвост»?!
— Ну тогда я вам подарок сделаю. Завтра передадите в третью канцелярию дело Кривца…
— Что?!
Молитвинское дело отобрали, теперь Кривей. Этот мерзавец, ясен пень, не подарок, но что все это значит?
— И остаются у вас ваши священники, но с ними можно не спешить…
«Какого черта?!» — едва не вырвалось у меня, но язык вновь оказался вовремя прикушен.
Сейчас сам скажет.
— Вы Изюмского знаете?
Изюмский? Ах, да! Розовощекий болван из новеньких. Золотой зуб, золотая цепь…
— Он будет работать с вами. У него сейчас дело об убийстве, но он сам не тянет.
«То есть как?» — чуть было вновь не воззвала я, и опять успела сдержаться, хотя удивляться и вправду было чему.
Везде, во всем нашем грешном мире, «мокрые» дела для следователя — самые трудные. Везде — но не здесь. Первач-псы (они же «Егорьева стая», они же «психоз Святого Георгия») разыскивают убийцу лучше всякого инспектора. Нам остается лишь обождать, пока в морг поступит труп с характерным ей" нюшным цветом лица. И ждать приходится тридцать шесть часов — в худшем случае.
Обычно хватает и двенадцати…
— Он сейчас ведет дело о том парне, с серьгой. В общем, подключайтесь.
Настала очередь моргать мне. Субординация, конечно, душа службы, но когда старшего следователя «подключают» к новичку…
Усмешка исчезла. Маленькие глазки смотрели в упор.
— Это не простое убийство. Эра Игнатьевна. К тому же… Изюмский — мой племянник, это его первое дело.
Все наконец стало ясно. Кроме одного. «Непростым» в нашем городе дело об убийстве может быть только в одном случае — если следователь грамоте не разумеет. В прямом смысле: не знает букв, дабы изваять протокол. Проще работа только у гаишников. С нашими «саморегулирующими» знаками можно спать двадцать пять часов в сутки. Правда, для этого приходится ложиться на целый час раньше.
Похоже, Изюмский именно из тех.
…Вечером, перед тем как заснуть, я несколько раз прислушивалась к глухому гудению труб из-за стены, но стояк, усмиренный Евсеичем, напоминал о себе только запахом сохнувшей штукатурки. Да, дела! Так и тянуло включить компьютер вкупе с модемом, но для экстренного сеанса связи не было повода. Значит, завтра.
Завтра.
Понедельник, шестнадцатое февраля
Лица традиционной ориентации * Духоборец Македонии вкупе со своим подельщиком * Моисей Угрин, покровитель нелегалов * Пятый и Девятый * Слон отменяется
1
— Эй, это ты — Гизело?
В дверях возвышался розовощекий дуб, и была на том дубе златая цепь.
— Здоров, подруга! — Дуб продемонстрировал золотые коронки и рухнул на стул. — Ну че, поехали?
— Да, милый! — отозвалась я как можно медовее. — Поехали, сладкий! Сразу баиньки или потанцуем?
Кажется, понял. Во всяком случае, кора треснула. Дуб привстал, почесал могучий подбородок.
— Так че, подруга?..
— Катись на хрен, козел! — пояснила я. — Не будешь базар фильтровать, рыжевье из пасти вышибу! Усек?
Усек. Усек — и сгинул, унесенный ветром. Вовремя: я только входила во вкус. Не люблю строить этажи, но иногда другого способа просто нет. «Подруга»! Фраеру ушастому и двадцати пяти нет…
Легкий стук.
Растерянная ряха втискивается в щель.
— Госпожа старший следователь! Разрешите? Теперь можно и разрешить.
— Госпожа старший следователь! Следователь Изюмский в ваше распоряжение явился…
— Являются привидения, — безжалостно отпарировала я. — И шалавы по вызову. А младшие по должности прибывают. Садитесь, господин Изюмский!
Дуб осторожно опустился на краешек стула. И начал медленно, но верно превращаться в обычного парня в модном костюме, с которым в принципе можно и потанцевать на какой-нибудь вечеринке. Понаблюдав за этой поучительной метаморфозой, я сухо кивнула:
— А теперь докладывайте!
Встать он все-таки не догадался. Ну ладно, стерпим.
— Ну так, два дня назад… Четырнадцатого февраля, стало быть, блин…
Все это «стало быть» я уже знала назубок — побеспокоилась с утра заглянуть в следственный отдел. Четырнадцатого февраля во дворе дома номер три, что по улице Рымарской, найден труп неизвестного гражданина лет девятнадцати-двадцати с двумя пулевыми ранениями.
— Баллистическую экспертизу провели?
— Направил, — дуб виновато моргнул. — Только что…
Так и знала! Два дня — коту под хвост. Хорошо хоть кто-то догадался сфотографировать место происшествия!
— Слушайте, господин Изюмский! Могу я узнать, чем вы эти дни занимались?
Вообше-то, зря спрашиваю. В лучшем случае этот болван послал дежурного инспектора в обход моргов — искать труп с синюшным лицом и разрывом аорты.
Оказалось, я права. Дальше можно и не интересоваться.
— Юракадемию заканчивали? Заочный?
Ответ слушать не стала. И без того все понятно.
— Так ведь нам рассказывали! — не выдержал наконец дуб. — Специфика расследования убийств! Первач-псы… То есть, блин, «психоз Святого Георгия…»
Оставалось порадоваться, что господин Изюмский умудрился запомнить слова «специфика» и «психоз».
— Личность убитого? — вздохнула я.
Золотая цепь потускнела, зуб куда-то спрятался.
— Личность еще не… Но он, блин, пидор, это точно! Серьга-то…
— Простите?
— То есть этот… лицо традиционной… В смысле, блин, нетрадиционной сексуальной ори…
Серьгу я тоже заметила, но это еще не факт. Сейчас многие сопляки такое носят.
— Значит, так…
Я не торопясь встала, подождала, пока дуб догадается сделать то же,
— К вечеру узнайте имя жертвы. Делайте, что хотите, но узнайте. Тогда будем работать. А нет — катаю рапорт, что вы завалили расследование к чертовой матери. И еще. За полгода — это третье нераскрытое убийство. Понимаете? А из-за таких пинкертонов хреновых, как вы, до сих пор неясно, что это: то ли просто наша халатность, то ли…
Договаривать не стала, рассчитывая, что у «хренова пинкертона» все-таки хватит догадливости. А ведь дело — серьезнее некуда. Похоже, в отдельных случаях Егорьева стая теряет нюх. Об этом мне тоже сообщили в следственном отделе — сугубо секретно. Вот и еще одна черточка…
