Книга Армагеддон был вчера, страница 60. Автор книги Генри Лайон Олди, Андрей Валентинов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Армагеддон был вчера»

Cтраница 60

Я, словно наяву, представил себе эту картину; нет, не картину — картины я не умею, я умею иначе, по-своему, белое на синем, и пенные барашки послушно складываются в слова, слова выстраиваются кажущимся беспорядком фраз, а там, где ; притулились запятые, там обязательно требуется пауза с придыханием, пальцы незримо ласкают клавиши, строка бежит за ; строкой, и вот оно: пухленькая медсестра торопится к верещащему телефону, на ходу инстинктивно оправляя волосы — женщина, брось прихорашиваться, сейчас тебя все равно никто не видит! — а телефон звенит, звенит…

Долго звенит. Я наконец осознаю, что в мое ухо уже, наверное, вторую минуту ползут монотонные длинные гудки, а трубку никто не берет. Потому что Идочку из моей квартиры наверняка выперли, а саму квартиру опечатали! Я тут сижу, абзацы, понимаешь, в голове расписываю, а на самом деле… Щелчок. И запыхавшийся голос Идочки:

— Алло! Да алло же!

— Привет, Идочка! Вы там что, заснули? — первое, что при — ходит мне в голову.

— Нет, я мусор выносила. А тут звонок. Я его еще со двора услышала. (Врет. Честное слово, врет! Не могла она со двора ничего услышать!) Ой, кто это? Это вы, Олег Авраамович?!

— Я, я, Идочка.

— Вы… вы… — сопрано моей сестры милосердия вдруг трескается, пускает жареного петуха, кажется, она вот-вот расплачется прямо в трубку. — Что вы натворили?! Во что вы меня впутали?! Я… я… они меня забрали, допрашивали… А я ведь ничегошеньки не знаю! Я и вас-то совсем не знаю, я же ни при чем, а они… За что вы так со мной?!

— Идочка, ради Бога, не волнуйтесь! Я ничего не натворил! А вы так совсем ни при чем! Ведь они же вас отпустили? Если б я еще понимал, кто — «они»…

— Отпустили-и-и… — на том конце провода слышатся явственные всхлипывания. — Только что ж я теперь… куда я теперь?! С работы выгнали, жить мне негде — а тут еще и привод влепили! Все из-за вас и из-за дружков ваших, и зачем я только с вами связалась?.. Выкинут на улицу, на мороз…

Хлюпанье носом. Ох, утешитель из меня… втравил девку черт знает во что!

— Да живите пока в моей квартире! Зачем вам на мороз-то?!

— Ну да, а потом вас все равно арестуют, посадят, а меня выгонят…

Хорошо хоть, носом хлюпать перестала — не выношу я этого!

— За что меня арестовывать, Идочка? Я книжки пишу, а не людей граблю!

— Не знаю я, чего вы там пишете… Я другое знаю: меня забрали, друзей ваших забрали — а вы удрали, да?!

— Удрал, — честно признаюсь я. — Испугался я, Идочка. А с друзьями-то моими что? С Рит… С Ричардом Родионовичем, с Фимой?

— Говорю же — забрали их! Меня вот отпустили, а их — не знаю… Олег Авраамович, вы лучше сдавайтесь, хорошо? Вам же лучше будет!

— Посмотрим, посмотрим, — бурчу я в трубку на мотив «Варяга». — А вы, Идочка, успокойтесь, все уже позади, вы тут в любом случае сбоку припека. Я вам через пару дней перезвоню. Лады?

— Лады-то лады… — На том конце провода снова начинают всхлипывать, и я поспешно кладу трубку.

Ну вот, сам вляпался в дерьмо по уши, и друзей втравил, и еще эту… Так, хватит сопли распускать! Арест — дело скверное. Но, с другой стороны, могло быть и хуже: зная Фимочку, когда он заведется… Все, что им могут пришить, — это сопротивление при аресте. В любом случае приятелям я сейчас ничем помочь не могу, разве что внять Идочке и сдаться. Вот ведь положеньице: сбежал от властей, прячусь в Дальней Срани, где меня в шаманы прочат, детишек рогатых натворил! Похоже, кое-кто решил «дядька Йора» к рукам прибрать, дабы использовать на благо… не важно, кого или чего. Ну а меня — последним свидетелем. Опять же, водку со стариком в тот день пил, глядишь, знаю чего… Вроде складно получается, кроме… кроме исчезника в сортире и полковничьего налета! Был бы я просто нужен: вызови тихо-мирно повесткой, без лишнего шума… Да и следовательша по этому вопросу ко мне приходила — зачем же мебель-то ломать? Или им не один Ерпалыч — им и я, Залесский Олег Авраамович, сильно занадобился?!

Может, они и про Миньку уже знают?

Может, и знают. Изловят меня, в камеру посадят и заставят всяких чудищ на спецзаказ измысливать? И неужели они меня боятся1 — дошло вдруг до меня. А ведь боятся! Иначе зачем целая свора пятнистых волкодавов с доставкой на дом?!

Полковник наш рожден был хватом?!

Безумная карусель вертелась в моей голове все быстрее, паника накатывала весенним половодьем, так и подмывая сорваться с места и бежать, бежать, куда глаза глядят…

Эх, и впрямь рвануть бы сейчас из города, а то и вообще из страны, хоть в те же Штаты, к отцу с Пашкой, удрать от бедлама… К отцу. К Пашке. Пашка. Перед глазами сразу встает мутный омут Выворотки, застывший навсегда последним днем Помпеи перед Большой Игрушечной — и колчерукий Пашка, по следу которого мчится свора Первач-псов! Куда ехать, дебил, у кого отсиживаться?!

Надо немедленно позвонить отцу.

Надо сделать хоть что-нибудь — иначе эти вынужденные прятки сведут меня с ума!

Американский номер я помнил наизусть. Восьмерка, код, (второй код, вспомогательный… семь цифр. Трубка долго молчала, чуть потрескивая, и я машинально водил пальцем по пыльному эбониту телефона, рисуя привычный знак соединения и бормоча про себя смешной заговор — тетя Лотта научила, от помех при связи. А сам тем временем перебирал в горсти обрывки слов, складывая их в предложения, в интимное предложение суке-реальности выйти за меня замуж, потому что у нас получатся чудесные дети, и вот, вот оно, складывается помаленьку, белое на синем: мой сигнал в виде крохотного Альки-писаки путешествует по тонким нервам проводов телефонных сетей, щелкают, переключаясь, всякие реле, тихо жужжат компьютеры, направляя мой звонок по единственно верному пути…

Единственно верному, как единственно верны эти слова, которые память то и дело швыряет мне в лицо, словно нищему — стертую копейку:

— Где-то стоят красивее дома, — Что ты! О них можно только мечтать! Словно в красивых обложках тома… Жаль, мне совсем неохота читать.

Поезд зашелся прощальным гудком,

В горле комок, как тисками, зажат.

Все это, все это, все это — дом,

Дом,

Из которого я не хотел уезжать…

Я даже папин аппарат мельком увидел: кнопочный, ярко-алый, в виде автомашины, и меленькая надпись сбоку «Made in China».

И кнопки не внутри, а снаружи, на кузове, из-за чего страшно неудобно набирать номер, не имея при этом возможности приложить трубку к уху.

Вот такие-то дела.

ВЗГЛЯД ИСПОДТИШКА…

Куцые островки пегих волос за ушами — все остальное съела блестящая, словно лакированная лысина — а на затылке эти островки неожиданно сливаются в хвостик, туго схваченный резинкой. Хвостик он завел перед самым отъездом, тогда же, когда вдруг стал бриться редко, раз-два в неделю, и гладкие ранее щеки покрылись вечной щетиной, сизой порослью безразличия к собственному облику. В толстых пальцах вечно крутится карандаш, или маленькие маникюрные ножнички, или еще какая-нибудь безделица — лишь бы держать, вертеть, играться; но незнакомые люди всегда удивлялись, когда эти пальцы-сардельки принимались легко гулять по фортепианным клавишам, оглаживая слоновую кость еле заметными прикосновениями.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация