— Что теперь? — спрашиваю я, откидываясь на спинку стула. Она едва притронулась к еде, а я только что побил рекорд по поеданию своей.
Чарли поднимает глаза, и я вижу трепет: она уже приняла решение, но не хочет делиться им со мной.
— Что такое?
Она прищуривается:
— Не хочу, чтобы ты, умник, комментировал мое следующее предложение.
— Нет, Чарли, — тут же говорю я. — Сегодня мы не обвенчаемся. Татуировок пока достаточно.
На этот раз она не закатывает глаза. Чарли вздыхает и прислоняется к спинке стула.
Ненавижу эту реакцию. Мне куда больше нравилось, когда она закатывала глаза.
Я накрываю ее ладонь своей и поглаживаю кожу пальцами:
— Прости. Сарказм помогает мне сделать ситуацию менее пугающей. — убираю руку. — Что ты хотела сказать? Я слушаю. Обещаю. Слово лесоруба!
Она смеется, и я чувствую облегчение. Чарли ерзает на стуле и начинает снова возиться с трубочкой.
— Мы проходили мимо нескольких… лавок таро. Я подумала, может, стоит сходить на сеанс к гадалке?
Я решаю промолчать. Просто киваю и достаю бумажник из кармана. Кладу деньги на стол и встаю.
— Согласен. — тянусь за ее рукой.
Вообще-то я не согласен, но меня мучает совесть. Эти два дня измотали нас, и она устала. Последнее, что я могу сделать, — это облегчить ей задачу, несмотря на то что этот фокус-покус с гадалкой ни в коем случае нас не просветит.
Мы проходим мимо пары лавок по пути, но Чарли каждый раз качает головой. Не знаю, что она ищет, но мне нравится с ней гулять, потому не жалуюсь. Она держит меня за руку, и иногда я ее обнимаю за плечи, когда дорога становится слишком узкой. Не знаю, заметила ли Чарли, но я специально веду нас по особо узким тропкам. Как только на горизонте появляется толпа, я рвусь в самую гущу. В конце концов, Чарли — мой запасной план.
Через полчаса мы доходим до конца Французского квартала. Толпа редеет, лишая меня повода обнимать девушку. Некоторые магазины уже закрылись. Мы доходим до улицы Святого Филиппа, и Чарли замирает перед витриной арт-галереи.
Я становлюсь рядом и смотрю на освещенные экспонаты. С потолка свисают пластмассовые части тела, а стены сделаны в виде подводного мира с металлической морской живностью. На главной витрине лежит небольшой труп — в жемчужном ожерелье.
Чарли стукает пальцем по стеклу.
— Гляди, это я! — Она смеется и сосредоточивается на чем-то другом.
Я больше не смотрю на труп или магазин.
Я смотрю на нее.
Свет из галереи освещает ее кожу, из-за чего та сияет, как у ангела. Мне хочется провести рукой по ее спине и нащупать крылья.
Ее взгляд скользит по предметам за окном. Каждый экспонат вызывает восторг. Нужно будет привести ее сюда, когда галерея откроется. Даже не представляю, какой у нее будет вид, когда она еще и потрогать их сможет.
Чарли пару минут разглядывает магазин, а я — ее, сделав два шага назад и зайдя ей за спину. Теперь, узнав о его значении, я вновь хочу посмотреть на тату. Убираю ее волосы на плечи. Отчасти ожидаю, что Чарли хлопнет меня по рукам, но она лишь резко втягивает воздух и смотрит вниз.
Я улыбаюсь, вспоминая свои ощущения от ее касаний. Не знаю, чувствуем ли мы одно и то же, но она не шевелится, позволяя моим пальцам скользнуть ей за воротник.
Я сглатываю и задумываюсь, всегда ли она имела надо мной такую власть.
Опускаю футболку и смотрю на татуировку. Живот скручивает от жалости, что мы не помним прошлое. Я хочу знать, как мы пришли к такому серьезному решению. Хочу вспомнить, кто это предложил. Как она выглядела, когда игла впервые коснулась ее кожи. Что мы чувствовали по окончании.
Провожу пальцем по силуэту деревьев и сжимаю руку вокруг ее плеча — кожа вновь покрылась мурашками. Чарли наклоняет голову вбок, и из ее рта доносится тихий вздох.
Я закрываю глаза.
— Чарли! — мой голос ужасно хриплый. Я прочищаю горло. — Я передумал. Я не буду тебя переименовывать. Мне нравится твое старое имя.
Я жду.
Остроумного ответа, смеха.
Чтобы она убрала мою руку с шеи.
Никакой реакции. Никакой. И это лучшая реакция.
Я продолжаю гладить ее спину и обхожу девушку спереди. Теперь я стою между ней и витриной, но она продолжает смотреть в землю. Знаю, ей не нравится чувствовать себя слабой, как сейчас. Другой рукой я беру ее за подбородок и поднимаю лицо к себе.
Когда мы встречаемся взглядами, я чувствую, будто вижу ее совершенно новую сторону. Нерешительную. Хрупкую. Позволяющую что-то чувствовать. Мне хочется улыбнуться и спросить, каково быть влюбленной, но это ее только взбесит. Она уйдет, а я не дам этому случиться. Не сейчас. Не когда я наконец могу получить собственное воспоминание со всеми бесчисленными фантазиями о ее устах.
Чарли проводит языком по нижней губе, и меня пронзает ревность, потому что я хотел это сделать!
А вообще-то… я и сделаю.
Я наклоняю голову, но тут она отталкивает мои руки.
— Смотри! — указывает на соседнее здание. Ее внимание похитил мерцающий свет, и я хочу послать всю вселенную за тот простой факт, что фонарик помешал моему будущему любимому воспоминанию.
Я смотрю на вывеску, которая ничем не отличается от всех остальных, что висели на лавках таро. Не считая того, что эта испортила мне планы. Черт возьми, а они были шикарными! Чарли тоже это чувствовала. Но теперь я не знаю, когда мы сможем к этому вернуться.
Она идет к лавке. Я плетусь за ней, как влюбленный щенок.
Здание ничем не примечательно, и я не могу не задаваться вопросом, что же такого в дурацком мигающем свете, что отвлекло ее от поцелуя? Единственный намек, что это вообще магазин, это знак «Видеосъемка запрещена» на почерневшем окне.
Чарли открывает дверь. Я захожу внутрь, и мы оказываемся в центре сувенирной вуду-лавки. За прилавком стоит мужчина, люди бродят у витрин.
Я пытаюсь подметить все и сразу. Чарли все надо потрогать: камни, кости, банки с куклами вуду. Мы молча доходим до задней стены. Чарли останавливается, хватает меня за руку и указывает на картину:
— Ворота! Ты их сфотографировал. Точно такие же висят у меня на стене!
— Чем могу помочь?
Мы поворачиваемся и обнаруживаем крупного — огромного — мужчину с проколотыми ушами и колечком в губе.
Меня терзает желание извиниться и свалить отсюда как можно быстрее, но у Чарли другие планы.
— Вы знаете, что охраняют эти ворота? На картине? — спрашивает она, указывая за плечо. Мужчина поднимает взгляд на рамку и пожимает плечами:
— Наверное, она новая. Никогда не замечал ее прежде. — Он смотрит на меня и вздергивает проколотую бровь. В нее вставлена маленькая… кость? У него из брови торчит кость?! — Ищете что-нибудь конкретное?
