Флейты наверху всхлипнули от счастья и утонули в гудении виолин, будто в меду. Валме поменялся местами со своей дамой, кальтарин вихляющейся сороконожкой пополз дальше.
– Я не желаю украшаться! – вернулась к прерванной беседе успевшая изрядно разозлиться дева. – Я вам не красотка Селина, и мне все равно, в чем падать с лестницы!
– В чрезмерно длинных платьях падать удобнее.
– Мать выше меня, это ее… Она была фрейлиной… Нам с Лионеллой сшили голубые, я решила, что не надену! Я – Манрик, меня продают, чтобы прикрыть грабеж, ну так пусть видят, что я…
– Уверяю вас, слепых здесь нет. – Назревал поворот, и Валме придержал изрядно мешавшую шпагу. – Вы собирались рассказать о платье как таковом.
– Его отыскала бабушкина камеристка. Кружева мы перешили, а о юбке я не подумала! Они запретили мне в таком виде, а я все равно… Тетка отказалась меня представлять, тогда я сама…
– Для первого раза у вас получилось просто отлично, – Валме приподнялся на цыпочки, после чего слегка наклонил голову, – однако на будущее запомните. Зеленый, отороченный золотистым или серебристым, очень хорош, а отделка из розового неяркого атласа в зависимости от оттенка и освещения будет казаться золотистой или серебристой. В сочетании с розовым или золотистым же жемчугом и рыжими волосами это выглядит очень приятно. Насколько мне известно, самый способный ученик батюшкиного портного сейчас при графине Савиньяк.
– От этих я ничего не возьму! – Лицо строптивицы стало одного цвета с платьем. – Этот убийца…
– Савиньяки не роняют жен с лестниц.
– О да! Они убивают на дуэлях.
– Паршивцев и поганцев, сударыня.
– Дядя Леонард был… был…
– Его убил отнюдь не Савиньяк.
– Потому что ему запретил Сильвестр.
– Не думаю… Видимо, Лионель пришел к выводу, что немедленно убивать вашего дядю не стóит. Вы знаете, что ваш дед в Надоре?
– Что?!
– Господину Манрику очень надоели Бергмарк, безделье и Колиньяры; на этом фоне сговор с Савиньяком, а переезд устроил именно он, такая мелочь.
– И все равно я не…
– Правильно, у вас другие неприятности.
– Они мои, и вообще… Оставьте меня в покое!
– После завершения кальтарина, сударыня.
Четвертая часть была самой громкой и сложной, к тому же девица задрала нос, а Валме уже все сказал.
Глава 8
Талиг. Старая Придда
1 год К.В. 7-й день Зимних Ветров
1
– Арлина! – Георгия, просияв, указала на место рядом с собой, и Арлетта лишь чудом не пропела в ответ «д’ра-агая!».
Дамская гостиная, которой предстояло принять в свои объятья самых бла’ародных из замужних особ, выглядела изысканно до непереносимости. В Талиге умели оживлять совершенство чем-то, на первый взгляд нарушающим гармонию, а на второй – ее подчеркивающим, но жена Рудольфа стремилась к совершенству на дриксенский лад, хотя вряд ли осознанно.
– Ты задумчива, – завела разговор герцогиня, следя взглядом за устраивающимися чуть поодаль одетой по-кэналлийски невесткой и выгодно оттеняющей портьеры дочерью. – Что-то случилось?
– Не могу понять, – быстро, словно желая высказаться до появления чужих, произнесла Арлетта, – как Гизелла оказалась с Арно, ведь с ней должен был идти Придд…
– Твой сын спутал церемонию, – напомнила Георгия, – а Октавия в последнее время слегка отбилась от рук… Я поговорю и с ней, и с Гизеллой, но внезапно у трона оказался очень красивый кавалер, а Спрут не из тех молодых людей, о которых мечтаешь в юности… Потом договорим!
– Несомненно, – кивнула Арлетта, улыбаясь Анне Рафиано. Жена брата повертела головой, выискивая достойное доверия кресло, и отпустила приличествующее супруге экстерриора замечание об убранстве гостиной.
– Это было непросто, – пожаловалась Георгия, – у меня не оставалось времени даже на смену обивки и светильников, пришлось использовать то, что было в Старой Придде.
– Для военных, – заметила Арлетта, – особенно застигнутых врасплох, это обычное дело. Воюют тем, что есть здесь и сейчас, впрочем, букеты и шнуры к шторам творят на первый взгляд невозможное. Я видела подобное в одном доме в Олларии…
– Самым трудным было определиться с цветами, – не дала увести разговор в сторону герцогиня. – От белого и черного избавиться невозможно, но сами по себе они не способствуют уюту, алый слишком резок, а в сочетании с синим выглядел бы еще и двусмысленно…
– Удачно, – Арлетта сощурилась на серебряную с черным портьеру, составлявшую единое целое с черно-серебряной Фридой, – удачно, что Оллары, Алва и Ноймаринены выбрали черный, а серебряный и белый, так же, как и алый с багряным, переходят друг в друга. Вот кэналлийский синий здесь в самом деле неуместен, хотя настоящие художники используют и подобные неуместности…
– Это волшебно! – графиня Гогенлоэ с невесткой замерли на пороге, созерцая все те же занавески. – Вы сотворили чудо! Зимнее серебро, черные тени, словно бы сполохи пламени…
– Какая жалость, – подхватила маркиза Фарнэби, умело не наступив на шлейф Гогенлоэ, – что в Старой Придде нет каминов. Живой огонь необычайно усилил бы впечатление…
– Не терплю каминов! – ведьма Фукиано осталась верна себе. – Дурной перевод дров!
– Живой огонь навевает воспоминания, – невестка Гогенлоэ так и держалась свекрови, – вы сотворили невозможное… Оживить старый дворец, придать ему достойную столицы утонченность…
– Душа дома – это хозяйка, – графиня Тристрам восхищенно вздохнула. – Некоторым дарована способность преображать амбары в дивные чертоги.
– А некоторым, – припечатала Фукиано, – наоборот!
– Несомненно, – весело подхватила Анна Рафиано, – но нам повезло, не правда ли?
– О да, – расцвела виконтесса Карье. – Я давно не видела столь дивной гостиной!
– Да уж, голубушка, – прогудела маркиза, – в приличные дома тебя пускают не часто, а скоро и вовсе перестанут.
– У меня нет каминов, – Георгия молодо улыбнулась, с ее зубами это было допустимо, – но у меня есть шадди. Лично я предпочитаю пить его на северный манер, а вы?
– Некоторые сорта, – дипломатично заметила графиня Рафиано. Георгия позвонила, и из-за очаровательной ширмы с танцующими под звездами серебряными волками выплыли слуги с подносами. Сосуды для шадди печально соседствовали с ненавистными сливочниками и бессмысленными сахарничками.
Когда перед ней водрузили угощение, графиня Савиньяк позволила себе улыбнуться. Георгия все очевидней брала пример с матери, но при этом не желала иметь ничего общего с домом Зильбершванфлоссе, и лебеди-сливочники превратились во вставших на хвосты дельфинов. Отмежевывались от кесарии и сахарное печенье с корицей, миндаль и особенно сыр, но отречься не значит перестать быть.
