– Здесь поворот и сразу будут ступеньки. Три подряд и отдельно четвертая, на ней часто спотыкаются.
– Спасибо.
Почти тьма, только в высокие окна-бойницы струнами тянутся серебристые лучи. Братьев Эпинэ, как и положено, учили играть на лютне, но он не трогал инструмент годами, а потом вырвал лютню у придурка Дейерса. Что-то орал, разбил в кровь пальцы, а сегодня, сам себя не помня, бросился в танец и продержался до конца. Не сбился, не задохнулся, не оттоптал ничьих ног, только сердце колотилось, да явь мешалась не то с бредом, не то со сном… Гроза, неведомая площадь, винно-красные цветы, хотя цветочные гроздья в черных волосах были на самом деле. Много лет назад и сегодня… Цветы могут пережить человека, пережили же маки сестру, но даже одна зима для них слишком. Прошлое мертво, как мертвы братья, сестра, Марианна, Никола… Весной расцветут другие маки, надо сегодня же написать в Эпинэ! Овцы – это разумно, они принесут доход и позволят накормить беженцев, но в Грозовых холмах блеющим отарам не место, пусть там и хорошие травы. Пока хозяин замка – он, алые поля будут тревожить лишь кони да жаворонки…
Лунная струна касается щеки, скользящий чуть впереди женский силуэт исчезает, это не чудо, это обещанный поворот, а вот и лестница. Скрипнул, словно тихонько засмеялся пол, на плечи уверенно легли чьи-то руки.
– Маркиза?!
– Нет… Наш танец не кончен, а незаконченный танец – это яд… Он не убьет, но вы больше никогда… никогда…
– Но…
– Наши танцы кончаются поцелуем. Вы его выиграли, вы продержались дольше всех, ведь соберано не считается.
Вечность спустя они вернулись. Музыка все еще журчала, Арно продолжал что-то рассказывать, Придд изредка уточнять, девушка… Гизелла Ноймаринен – смеяться. Ничего не изменилось, только пропало желание никого не видеть.
5
Зима толкает к огню, зимний вечер – к шадди и выдумкам. Сколько историй она вываливала в Сэ сперва на Арно, потом на мальчишек. Однажды, выслушав что-то про захвативших каштановую рощу сов, муж вскочил и помчался в библиотеку. Он копался до глубокой ночи, но отыскал-таки записки знаменитой Раймонды и ее матери. Так в семейство Савиньяк влились мармалюки и огнепляски.
Сыновья сперва верили и даже слегка боялись, потом Ли начал делать вид, что верит, а Эмиль – что не верил никогда…
– Прости, – Арлетта перехватила взгляд Рокэ, – я принялась вспоминать, но это терпит до одиночества. Вчера ты не дал мне порассуждать об Оставленной, я была этому рада, но завтра ты едешь к Ли, вдруг вам это пригодится.
Не ответил, просто разлил вино, значит, готов, надо говорить…
– Не знаю, с чего начать, вернее, не знаю, что надо напомнить. Ро видел над колодцем в усыпальнице Октавии женское лицо, по его словам, невозможно похожее на твое.
– Я еще похож на второго Рамиро, одного из его сыновей и Алонсо. Вы нашли этому объяснение?
– Для себя я это объяснила. – Ее дело рассказывать, а не отогреваться в чужой крови! – Ты готов принять всерьез абвениатские постулаты об оставленных нам богами сыновьях? Звучит бредово, но ответь.
– Нам оставили странную кровь, это всё, что я знаю. Левий к некоторым вещам относился серьезно, но мы с ним не договорили.
– Тогда я пойду от легенды о четырех богах и пяти женщинах, одна из которых оказалась бесплодна. Привычная беда, привычное начало для сказки, потом бывает по-всякому. Мужчина берет новую жену, и тут у прежней кто-то рождается. Супруги вместе или поврозь сговариваются с нечистью. Женщина, воспользовавшись отсутствием супруга, идет на подлог… Мы судим о высших силах по себе, иначе бы нипочем не приписывали несчастному Создателю мелочности, подозрительности, глупости, вот и здесь. Не может родить сына? Дать отступного и найти другую, но Унд был богом и мог в самом деле любить. Меня так и тянет назвать его любовь Элкименой, хотя Черный гость с Волнами не вяжется.
– Пусть будет Элкимена.
– Они были вместе долго, достаточно, чтобы отличить любовь от нелюбви, потом богам понадобилось уйти, оставив Кэртиане сыновей. Считалось, что Абвении вернутся, но в таком случае история Оставленной полностью лишается смысла. Женщина должна была просто уснуть на дне какого-нибудь озера, потом, раз возвращение затянулось, сон мог перейти в смерть, но никаких последних желаний быть не могло. Элкимена не перенесла измены? Но за века с богом даже до Одетты бы дошло, что у возлюбленного на плечах четверть мира. Если же допустить, что Оставленная оказалась кромешной дурой, то разве стала бы она просить отступного? Она бы покончила с собой, убила соперницу, затеяла б драку, наконец! Но даже это не главное! Помнишь сказки о выпрошенных детях?
– Сказки я помню, однако Герард Арамона и его сестра не сказки. Как и Валтазар со своим убийцей.
– Тем более. Неужели избраннице Унда было отказано в том, что удалось капитанше? Рокэ, я не верю, что Оставленная не могла родить, до такой степени не могла, что четверо создавших целый мир богов оказались не в силах это исправить! Тут дело в другом, в том, что избранницы троих братьев не были любимы и не познали почти вечность. Чтобы будущие Повелители оказались равны, Унд должен был зачать ребенка не с Элкименой.
– Вы ответили на одну загадку и тотчас задали вторую. Почему Элкимена не уснула в ожидании своего Гостя? Почему они расстались навсегда?
– И почему у тебя синие глаза, а у Смерти синий взгляд? У меня лишь один ответ: она захотела того, что обычные женщины зовут счастьем. Возможно, она всегда этого хотела, а ей досталось иное, зыбкое, звездное, огромное, которое не всем дано перенести.
– Арлетта, нам предстоит прерваться, – Рокэ потянулся за бутылкой. – Впрочем, ночь даже толком не началась. За вас!
– За зеленые звезды.
Мэтр Инголс застал их с бокалами в руках. И с улыбками.
– Надеюсь, – предположил он, – я истолковал намек верно. Бумаги готовы, собственно говоря, они готовы уже две недели, я ждал лишь оказии.
– Лучшая оказия – сам адресат, – Рокэ поднялся, он всегда знал, где хранят вино и бокалы. – Когда будете ложиться, не забудьте зажечь в кабинете свет, ведь вы работаете. Выпьете?
– Разумеется и разумеется, – законник с достоинством утвердился в кресле. – Однажды я не понял вашего замысла, и это ударило по моему самолюбию. Я привык считать, что знаю нужду клиента лучше самого клиента.
– У меня еще нет замысла.
– Опять? – поднял брови адвокат. – Но граф Савиньяк мне оплатил саграннский казус, и я счел возможным принять плату.
– Тем не менее великая Бакрия – импровизация. Выезжая из Олларии, я знал лишь, что буду защищать нечто мирное от воинственной Кагеты.
– Вы могли ничего не найти.
– Не мог. Бириссцы должны были кого-то есть прежде, чем их приручил Адгемар, а тех, кого едят или съели, всегда можно объявить мирными. Сейчас мне надо встретиться и переговорить с Лионелем. К чему мы придем, спрашивайте кошек.
