Может быть, под влиянием Лизиного рассказа я постоянно оглядывалась. Смотрела то на небо, то на окружающие деревья. Конечно, НЛО я не надеялась увидеть, но очень боялась упустить какую-нибудь важную деталь, без которой сегодняшний день так и останется незавершенным. Новая подруга меня вполне понимала. Она тоже вовсю крутила головой. И само собой приходило на ум, что только последние идиоты способны развязывать войны, когда кругом такая красотища! Нет, ну в самом деле, зачем?
Обычно от гулких машин я заслонялась щитом музыки – попросту затыкала уши крохотными динамиками, врубая на плеере что-нибудь любимое, но сегодня было необычно тихо и защита не требовалась. А еще здо́рово было ощущать рядом родного человека – девчонку, которую всего неделю назад я и знать не знала.
Мы одновременно подняли головы. Слуха коснулся нарастающий гул, но это были не машины: звук наплывал с неба. Пришлось пройти немного вперед, где был просвет между липами, и только там мы рассмотрели летящий со стороны заката боевой клин. Самолетов было много – не менее двух десятков, и летели они на приличной высоте, но мощь двигателей была такова, что с легкостью пробивала эти километры, низкими басовитыми перекатами оглаживая землю. Только вот лаской это было назвать нельзя. Маленькие серебристые мушки только на расстоянии казались безобидными. На самом деле они несли смерть и шли туда, где время поворачивало вспять, отступая перед гарью пожарищ и грохотом разрывов. Мы молча провожали их глазами, и настроение наше стремительно менялось. Уже смешно было думать про сады и огороды. Что-то тревожное творилось с миром, и в эти минуты он представлялся мне тяжелой гирей, раскачивающейся на тоненькой истертой веревочке. Внизу играли малыши, а гиря раскачивалась прямо над их головами. Амплитуда нарастала, веревочка становилась все тоньше, однако никто не пытался остановить пугающий маятник.
Я даже головой помотала, чтобы избавиться от страшноватой картинки. И, сама не зная почему, начала рассказывать Лизе о моем первом и последнем отдыхе в лагере…
Глава 14. Вот оно какое, наше лето!
Это мне родители подарок такой учудили. Тоже доверились памяти. Дело в том, что папа с мамой в свое время много ездили в детские лагеря – практически каждое лето. Папа при этом рассказывал о кострах и палатках, о бесконечном купании и мальчишеских играх, мама радостно вспоминала кружки, где ее учили искусству оригами, учили танцевать, показывать со сцены акробатические номера и плести безумно красивые венки. Эти самые венки на прощальном костре они водружали мальчишкам на головы, и мальчишки долго расхаживали гордые, не желая снимать подаренных венков. В общем, по их словам, все там было круто, мило и здо́рово, и этот кусочек давнего счастья они мечтали подарить мне, явно упустив из виду, что имя у меня боевое, а времена венков и оригами давным-давно канули в лету.
Лагерь назывался «Сойка», и рулила там девчонка по прозвищу Пуля. До того времени я и с прозвищами еще не сталкивалась. У парней они да, были, а девочки обычно звали друг друга по именам. Только Пуля все быстро и умело расставила по своим законным местам. Уже в первый день она провела ревизию всех наших шмоток, отобрав все «лишнее». Так получилось, что меня не тронули, но наблюдать со стороны ее безобразия было ничуть не легче. И самое страшное, что в те минуты я начала необратимо взрослеть. Мне только-только исполнилось двенадцать, а в таком возрасте с головой еще не слишком дружат. Но те мероприятия, которые деловито проводила плечистая Пуля, легко провернули во мне пружины, о существовании которых я раньше не подозревала.
Да, в школе я уже вовсю хулиганила с подругами, запросто могла подраться с парнями, но в лагере это показалось безобидными шалостями. Нет, внешне все обстояло вполне прилично: пятиразовое питание (кстати, глупость неимоверная!), просторные коттеджи, утренняя гимнастика, построение с подъемом и спуском флага. Территорию лагеря прочертили аккуратные дорожки, имелся и свой бассейн, в который, правда, никого не пускали. Озеро, до которого от лагеря было рукой подать, так и осталось в категории мифов и легенд. О нем что-то рассказывали вечерами в палатах, но мы его так ни разу и не видели. Вот лес из-за забора немножко видели, но уходить с территории лагеря строжайше запрещалось. Объяснения были незамысловатые: озеро холодное и глубокое, в лесу клещи и змеи, а ведь им, вожатым, за нас отвечать перед родителями!
В итоге тесная территория лагеря уже на третий день напоминала форменную западню, а скорей всего, зону для содержания малолетних преступников. Но хуже всего, что и эту не самую счастливую жизнь в мелкие брызги разбивала Пуля.
Не знаю уж, кто ей дал такое прозвище, но оно ей шло. Жилистая, с мальчишечьим телом, Пуля была стремительной и беспощадной. Могла ударить по лицу, могла и пнуть. Даже плотный загар не скрывал ее множественных татуировок. Все ее желания были просты и бесхитростны. Она жила как хотела, крутила с мальчишками из старших отрядов и даже с одним из вожатых гуляла по вечерам. Но в остальное время с командой таких же оторвиголов она развлекалась тем, что помыкала лагерным контингентом.
Еще в автобусе я обратила внимание на троицу подружек, что ехала в лагерь вместе со мной. Помню, я даже немного позавидовала им – до того они были веселые и нарядные. Мне вот из дома уезжать было тоскливо, а они громко щебетали и победно озирали салон, все более утверждаясь в роли маленьких королев. На них и мальчишки начинали с интересом поглядывать, и девочки старались подсесть поближе. Может, собираясь в лагерь, они так и планировали – покорить всех разом, обворожить возможных кавалеров, стать душой общества. Потому и наряды у них были замечательно яркие да пестрые. Я-то обрядилась во все походное – помнила еще папины рассказы про палатки с купанием и кострами, а эти крали вырядились точно на бал.
Только бала не получилось, потому что на этих в общем-то славных девчонок в первую очередь и нацелилась Пуля. Ее бесило, когда кто-то рядом жил своей жизнью, радовался и смеялся. Именно с этими проявлениями она боролась, а уж бороться она умела отменно. В первый же день развеселая троица была переведена Пулей в разряд «чушек». Мы не знали еще, что это такое, но над «чушками» положено было издеваться, и с каждым днем я в ужасе наблюдала, как блекнут их глаза, как тускнеют лица, как сами они начинают сторониться друг друга, стесняясь своих ярких нарядов. Не все проходило у нас на виду, но девчонки шепотком передавали ежедневные новости, из которых я узнала, что на второй день, когда Надюшка, главная в этой троице, попыталась поговорить с Пулей по-человечески, та ее попросту избила. Пристяжные стояли на стрёме у дверей, а Пуля таскала Надю за волосы, била кулаком в живот и хлестала по щекам. Еще и воспитывала словесно.
Таким образом, семена ужаса были посеяны. Наш отряд и все смежные словно съежились в ожидании расправ. Если играли, то с оглядкой, если передвигались по территории лагеря, то пугливыми перебежками. Страх угодить в очередные жертвы Пули поглотил все мысли. Доброго смеха я больше не слышала, и только вблизи от взрослых, командующих построением на очередную линейку или в столовую, мы чувствовали себя в относительной безопасности.
