Полковник сделал строгое лицо:
— По данным разведки, лица обезьяньей национальности, известные под кодовым названием «коропоки»…
— Это не смешно! — резко перебил Молитвин. Полковник пожал плечами:
— Извините. «Коропоки» замечены в центре. Два, гм-м, правда напали на винные магазины. Имеются жертвы… среди бутылок.
И вновь — смех,
— Но основная масса переместилась южнее — на Баварию, Новые Дома и Восточный.
— Благодарю вас, — шаман кивнул, задумался. — В таком случае предлагаю ускорить эвакуацию южных районов города. Поверьте, это не шутка! «Коропоки» — проводники между слоями. Если они почуяли…
Внезапно до меня дошло — это действительно не шутка. И, кажется, не до меня одной.
— Хорошо, я вас понял, — Бажанов взглянул на огромную карту города, развешенную на стене. — Но сейчас дороги забиты людьми, нет транспорта. Где-то к вечеру сможем начать.
— Господин Молитвин, вы хотите сказать, что эти обезьяны… чуют смерть? — тихо бросил кто-то.
Шаман не ответил, и от его молчания всем стало неуютно.
5
Обедали тут же — в маленькой столовой, украшенной поблекшим лозунгом «Решения XXVI съезда КПСС — в жизнь!» Ни лозунг, ни обед (на диво невкусный, видать, без святых готовили) меня не интересовали. Мне нужно было нечто иное. Точнее, некто…
Господин Молитвин изволили откушать первое… второе… Кофе выпить… Я спокойно ждала. Перед заседанием шамана отловить не удалось. Значит, отловим сейчас.
Столовая опустела. Господин Молитвин одиноко восседал за дальним столиком, смакуя кофе (вторая чашка, а еще инсультник!). Я огляделась.
Пора!
— Приятного аппетита, Иероним Павлович!
Его рука дрогнула. Кофе плеснул на старую застиранную скатерть.
Я постаралась улыбнуться — искренне, радостно, как учит великий Лойола.
— Я, видите ли, поинтересоваться хочу…
Улыбка явно осталась неоцененной. Выцветшие глаза недобро блеснули:
— По поводу обезьян, госпожа прокурор?
«Госпожа прокурор» прозвучало ничуть не хуже, чем «гражданка следователь».
— Да Бог с ними, с «коропоки», — я вновь улыбнулась. — Френч где купили?
Тоже способ — вначале спросить о какой-нибудь галиматье. Хотя и в самом деле— интересно!
Бледные губы господина шамана дернулись.
— Купил лет двадцать назад, на Барабашовском рынке — был такой во время оно. Кстати, сейчас многие наши с вами земляки уверены: и рынок, и близлежащая станция метро названы так из-за обилия «барабашек», как когда-то называли в народе Тех. Дескать, расплодились в этом районе сверх меры еще до Большой Игрушечной. А едва начинаешь им толковать про академика Барабашова — смеются. Какое, мол, отношение имеет чужой академик к нашим родным «барабашкам»?! Ладно, вернемся к френчу… Когда меня пригласил господин Бажанов, понадобилось что-то приличное. А у меня в шкафу — френч и клубный пиджак. Зеленый, с позолоченными пуговицами. Френч все-таки пристойней будет. Я ответил?
Надо бы вновь улыбнуться, но я поняла — не могу.
— Иероним Павлович! Что было со мной, когда вы вошли в камеру?
Равнодушное пожатие плеч.
— Вы же знаете…
Знаю?
— …еще один укол.
— Но зачем?
— .Затем! Развели тут сопли!
— Иероним Павлович! Я видела фотографию…
— Тот, кто вам ее показал, — редкий дурак! — Старик резко повернулся, глаза блеснули. — А вообще-то говоря, я не давал клятвы Гиппократа. И если бы не Алик… Не Олег Авраамович… Я бы спокойно оставил вас на милость здешних эскулапов.
Откровенно. Только о чем он? Господин алкаш Залесский попросил помочу? Или сам помог неведомым мне образом? С какой радости? Неужели из-за Эммы? Выходит, так!
— Скажите, Иероним Павлович, меня могли принять за… мертвую?
Вновь вспомнилась фотография. Бр-р-р! Зря это Третий…
Бесцветные губы скривились:
— При известной доле воображения, госпожа прокурор. А почему бы вам не спросить вашего… магистра?
— Спрошу, — кивнула я. — Только ведь он в шаманах не состоит. Это все, что вы можете сказать?
— Абсолютно все, — он отвернулся. — Если вас неудержимо тянет сказать спасибо, то не претендую. Вы уже благодарили. Можете свечку поставить, на первом этаже есть часовня.
— И какому богу? — не удержалась я. Внезапно представилось: полутьма храма, неяркий отсвет лампад — и лик Великого Шамана Ерпалыча. Но ведь Игорь не зря говорил о «капитанах»! Господин Молитвин, Легат Печати… А почему бы и нет?
Кажется, он что-то понял. Взгляд стал мягче — и добрее.
— Не стоит об этом, Эра Игнатьевна! Будем считать, что Бог един, и да расточатся врази Его! Помните, вы спрашивали меня об одном… самозванце. Тогда я его не знал, а вот недавно довелось познакомиться.
Вначале не поняла — и вдруг до меня дошло. Самозванец! Чернобородый самозванец с мясницким ножом в руке!
…Кровь на белом могильном камне, кровь на полу, на руках, на черном балахоне.
«Мы еще встретимся, старший следователь Ги-зело! Встретимся — но уже не здесь. Мое царство скоро будет всюду!..»
— Он — редкий негодяй. Эра Игнатьевна, но все же не Бог. Пока — не Бог.
— Пока — что? — не выдержала я.
— Пока… — его голос стал тихим, еле слышным. — Пока есть… Другой. Вы же Библию читали?
Упоминание о Творце не убедило. По-моему, в последний миг шаман передумал и не сказал того, что хотел. И я подумала, что вовсе не хочу знать ее — эту правду. Ну ее!
— Гизело! Эй, Гизело здесь? Я невольно дернулась. Обернулась..
В дверях стоял паренек в пятнистом камуфляже.
— Вы Гизело?
Встала.
Кивнула.
— К телефону вас! Международный, из Штатов. Какой-то Стрим-Айленд… Стрим-Айленд! Сердце дрогнуло, замерло…
…Прыг-скок. Прыг-скок. Прыг-скок… Мяч катится по пляжу, по сверкающему на солнце белому песку, и мягко падает в воду. Девочка бежит за ним, но внезапно останавливается, смотрит назад…
Господи! ТЫ есть!
— Мама! Mummy! Мамочка! Это я — Эми! Эмма! Ты… Слышать? Слышишь?
— Да…
Горло сдавило — не ответить.
— Hallo!Это я, Эми! Мама, ты слышать?
— Да! — спохватываюсь я. — Эмма, я слышу тебя, слышу, девочка!
