— Знаю. Но это точно был не последний. Последние такими не бывают.
— Мы с тобой два эгоиста… Темные звери.
— Только я.
— Нет. Мы оба.
— Помнишь, ты спрашивала, ревнивый ли я? Так вот, я как представлю, как…
— Замолчи! И не смей со мной об этом говорить. Но если спросишь меня о том же, — она оторвалась от него и заглянуть в глаза, — то если бы у тебя появилась девушка, то мне стало бы спокойнее. Я была бы только счастлива!
— Иди спать, Настя. Пока я тебя не убил.
Настя до утра не сомкнула глаз.
* * *
— А куда Артём подевался? — спросила Катюша утром.
— Не знаю. Ночью, наверное, ушел. Не привык, поди, спать на полу после пуховых перин.
Катюша потерла глаза и села.
— Сестренка, ты на меня только не обижайся, но я обязана с тобой поговорить, — Настя сидела рядом и смотрела вперед. Она догадывалась, о чем пойдёт разговор. — Ваша эта… дружба до добра не доведет. Артём влюблен в тебя — это сильно заметно. И поверь, это замечают все, кто видит вас двоих. Молчат тактично, но не могут не замечать.
— А по мне тоже заметно?
— По тебе? Нет, ты скрытная. Но он скрывать не умеет.
Настя молчала.
— Так вот, лучше бы держаться от него подальше. Подумай хорошенько! Представь, что ты поддашься ему — разведешься с Сеней, плюнешь на взгляды со стороны и бросишься к нему.
Настя не могла этого представить. Когда ночью она думала о произошедшем, то у нее внутренности судорожно сжимались. Особенно заметно ее сводили с ума вспоминания о его тогдашнем волнении… Артём вряд ли из тех, кто способен так волноваться. Он и сам этого от себя не ожидал. Себя он удивил даже сильнее, чем ее. В его чувствах нет ничего, кроме искренности — настолько зашкаливающей, что он теперь сам себя узнать не может. Но потом Настя думала о Сене, его родителях, своей матери… которым она покажет, что не такая чистая, как они все о ней думали. И ей хотелось накричать на себя за это.
Катюша продолжала:
— И что будет дальше? Подумай, сколько у Артёма было девушек до тебя и сколько будет после? Только честно об этом подумай.
Неправда. Настя знала Артёма с другой стороны, знала, что пока он встречался с Эльзой, то даже и не думал смотреть на других. Он умеет быть — нет, не верным — преданным, что гораздо больше. И измены ему не нужны потому, что он каждый раз готов делать осознанный выбор в пользу одной. Не ради нее — ради себя. Но он так старательно изображал из себя легкомысленного бабника, что никто и не сомневался в этом. Настя молчала.
— Сейчас он влюблен, это факт, — рассуждала Катюша. — Но какова вероятность, что для него это навсегда? Вот Сеня с тобой навсегда, что бы ни случилось.
Правда. Настя вспомнила, как Артём давным-давно говорил ей об Эльзе: «Если мы разойдемся, то я остыну и влюблюсь в другую». Так и случилось. Он умеет закрывать старые книги и переходить к новым. Настя молчала.
— А ты не думала, что для него стала запретным плодом? Оно ведь так хочется, когда нельзя!
Неправда. Они сошлись с Артемом до того, как появились окончательные запреты. Возможно, сами тогда не поняли, но сейчас это очевидно. И Настя звонила ему за день до свадьбы не для того, чтобы услышать поздравления друга. Она интуитивно хотела уловить в его словах нечто, что заставило бы ее усомниться. И они совершенно точно сейчас бы были вместе, если бы тогда она не вышла замуж. Настя молчала.
— И ты ведь очень мудрая! Ты понимаешь, что есть гораздо большее, чем постельные хотелки. К кому ты побежала, когда узнала о своем диагнозе? К тому, кто разделит эту боль с тобой и не скажет ничего такого, чтобы стало еще больнее — к Сене. Артём любить умеет, но с ним надо быть легкой и веселой. Всегда. А жизнь, она бывает и с проблемами.
Неправда. Она бы, наверное, так и не решилась отпустить его руку, если бы Артём сам ее не уговорил пойти к мужу. Настя молчала.
— И еще одно — очень важное. Уж прости, что вспоминаю о больном, но лучше тебе сразу со всех точек зрения обдумать. Какой другой мужчина потом спокойно примет факт, что ты не родишь ему детей? Сеня это уже принял, потому что успел обязаться поддерживать тебя в горе и в радости. А другой? Артём тоже наверняка когда-нибудь остепенится и захочет обзавестись потомством.
Правда. Артём всегда хотел детей. Он признавал это так спокойно, что ему для этого решения даже остепеняться уже не нужно.
— В общем, сестренка, ты можешь потерять все, а получить за это пару месяцев удовольствия. Стоит ли оно того?
Настя молчала, потому что иначе ей пришлось бы и в самом деле представить возможность развода.
* * *
Потом, когда она рассказывала Сене о гулянке, зачем-то спросила:
— А почему ты не ревнуешь меня к Артёму?
Муж обнял ее и заставил положить голову себе на плечо:
— Я же тебе уже говорил — потому что ты не такая.
— Но если он такой? А что если бы… он начал ко мне приставать?
— А он начал?
— Нет.
— И не начнет.
Она настолько удивилась, что подняла голову и заглянула мужу в глаза:
— Почему?
Он, улыбаясь, заправил ей прядь за ухо, но будто не хотел отвечать. Настю же распирало от любопытства. Почему Сеня так уверен в Артёме, ведь почти и не знает того! А из мнения матери и остальных должен был прийти к другим выводам! Она донимала его, пока не добилась объяснения:
— Я ведь был в их компании, Настенька. Ты видела его подружек? Все, как одна, будто только что с миланского подиума. И невеста его американская, я уверен, того же класса была. После этого блеска он вряд ли бы даже на нашу Катюшу посмотрел…
Даже на Катюшу? Что уж говорить о еще более серенькой Насте? Выходит, что даже любимый муж не считает ее достаточно шикарной, чтобы Артём обратил на нее внимание? Да вот только Артём умеет смотреть глубже. Почему этого никто в нем не замечает? Артём тянулся бы к ней, даже если бы она была горбатой уродиной — Настя в этом не сомневалась. Но она и не была горбатой уродиной! Артём спрашивал, считает ли она Сеню своим «потолком». Она об этом не задумывалась, но теперь выяснилось, что сам Сеня считает себя ее «потолком».
Настя с обидой глянула на балкон… и простила Сене всё, что он сказал.
Глава 13
Настя любила придумывать разные теории — по любому вопросу. Раньше. Но однажды отказалась от всех них. Потому что теории ее яйца выеденного не стоили.
* * *
О чем она думала? О чем она вообще думала всю предыдущую жизнь, вплоть до этого момента полного отрезвления? Когда все становится настолько понятным, то неясно только одно — что делать с предыдущей траекторией развития: как отказаться от данного слова и всех своих громких заявлений, как смотреть в глаза Артёму, и имеет ли она право строить теперь хоть какие-то прогнозы? Да и Катюшины доводы свою роль сыграли.
