— Где в это время находилась ваша машина?
— Возле дачи, где же еще?! Перед воротами.
— Сколько примерно времени машина там оставалась?
— Не знаю точно. Примерно часа два.
— Другими словами, можно предположить, что, пока вы выясняли отношения, кто-то мог угнать машину, сбить Сажина, отвезти его труп к «Трем дубам», кажется, так называется это место. А потом вернуться и поставить машину обратно.
— Теоретически это возможно. Но тогда этот человек должен уметь вскрывать замки. Хотя я не уверена, что заперла машину. И вообще, он должен быть знаком с нами, знать, к примеру, что мы со Светланой утром собираемся к «Трем дубам», чтобы подбросить именно туда труп. И вышло бы, как все и получилось на самом деле. На руле отпечатки моих пальцев, на машине кровь Сажина, а труп Сажина — в камышах у «Трех дубов». Но не слишком ли это сложный план? И зачем вообще подкидывать труп в камыши?
— Вероятно, этот «кто-то» хотел насолить вам, отомстить за что-то. У вас есть кто-нибудь на примете?
— Единственный человек, который сейчас на меня злится, это Вадим. Он до сих пор, я думаю, не может понять, почему я отвергла его. Больше — никто. Но мы же были вместе! Он не мог сбить Сажина.
— А Светлана? В каких вы отношениях?
— Да в отличных! К тому же машина-то ее. Что-то я не понимаю ход ваших мыслей. Даже если предположить невероятное — что она хотела каким-то образом подставить меня, — то, спрашивается, зачем было оставлять на машине следы крови убитого Сажина? Нет, нет и еще раз — нет! Она здесь ни при чем.
— Хорошо, тогда ответьте на такой вопрос: ее мать? Она могла воспользоваться машиной своей дочери?
— Валентина?! Чтобы так подставить Свету?! Может, вы еще и моих родителей заподозрите?! Или вам, адвокатам, все равно, кого подозревать? Да мать трясется над Светой, контролирует каждый ее шаг! Она вообще не пускала ее на пикник и перед нашей поездкой рассказала ей ужасную историю об изнасиловании одной девушки.
— Валентина, случайно, не была знакома с Сажиным?
— Этого я знать не могу, спросите у Светы. Но мне пришла в голову мысль: если кто-то и хотел кому-то насолить, то, возможно, именно Валентине, подставив Светлану.
— У нее есть враги?
— Не то что враги, просто она очень красивая. Возможно, она имела связь с женатым мужчиной. Но это всего лишь предположения. Я ничего не знаю! Хотя, кажется, Валентина скоро выходит замуж.
— За кого?
— За какого-то состоятельного и не очень молодого мужчину. Возможно, она перешла кому-то дорогу?
— А ваш отец? Как он относится к Светлане? Возможно, он был против вашей дружбы?
— Знаете что? У меня от вас уже голова кругом идет! Вы кто вообще-то — прокурор или адвокат?
Грушин подумал, что разговор с Плетневой затянулся, а ему еще надо успеть в магазин за вином и конфетами — у него свидание с Варварой.
— Ладно, подумайте. Может, вспомните что-то важное. А мне пора.
«Дурак», — подумала Дина, глядя ему в спину.
В кабинет вошел конвойный и увел ее в камеру.
14
— А здесь недурно! — Рита с Марком пришли в «Английский паб», заказали пиво, ростбиф и печеные яблоки. — Вроде бы ресторан небольшой, а так просторно.
— Это потому, что столы маленькие, — ответил Марк, с интересом разглядывая привинченные к деревянным панелям старинные пистолеты — дары завсегдатаев ресторана. — Думаю, и ранним утром здесь из-за темных витражей возникает иллюзия позднего вечера. А это что за дверь? Туда забегают официантки.
Рита подозвала одну из них, в длинном саржевом сером платье с белым передником. Рыженькая, лицо усыпано веснушками, курносый нос, золотые кудряшки обрамляют узкое лицо.
— Куда ведет эта дверь?
— В каминный зал. Но его надо заказывать заранее.
— За сколько дней вперед?
— Когда как.
— Принесите мне визитку ресторана, мне кажется, скоро нам понадобится ваш каминный зал, — сказала Рита, стараясь не смотреть на Марка. Когда официантка отошла, Марк вопросительно взглянул на жену:
— Ты собираешься закатить банкет по поводу моего неудачного расследования?
— Не шути так, Марк. Ты же знаешь, я изо всех сил помогаю тебе. Но дело запутанное. Такое ощущение, что все лгут. Разве мог кто-то предположить, что Дина Плетнева всю ночь будет колесить на машине подруги — той самой, которой задавили Сажина?
— Ты не ответила мне относительно каминного зала. У тебя есть идея?
— У меня много идей. Как всегда, — скромно ответила Рита. — Но самое большое потрясение я испытала, конечно, сегодня, когда эта знойная итальянка меня узнала. Мне стало так стыдно за свой спектакль! Я готова была провалиться сквозь землю. Но какая женщина! В сущности, она вполне способна на убийство, но я ей почему-то поверила.
Официантка принесла визитку. Марк достал фотографию Сажина, показал ей.
— Скажите, девушка, вам знаком этот молодой человек?
— Да, конечно! Это Сажин. Он часто бывает здесь, — на лице девушки промелькнула усмешка.
— Что вы можете о нем сказать? — Марк показал удостоверение. — Присядьте, нам надо поговорить.
— Вообще-то нам не положено сидеть за столиками.
— Так что вы можете рассказать о Сажине?
— Он что-нибудь натворил?
— Не бойтесь, говорите, он все равно ничего не узнает о ваших словах. Убили Сажина, — выдала Рита, наблюдая за ее реакцией.
— Боже мой! Я знала, чувствовала: что-нибудь обязательно произойдет! — девушка покачала головой. — Понимаете, он бывал здесь, как я уже говорила, часто, в основном со Стеллой. Думаю, вы ее знаете. Ее весь город знает! Роскошная женщина! Итальянка! Породистая. Денег не считает. Думаю, деньги, которые Сажин любил всем демонстрировать, расплачиваясь с официантками, давала ему Стелла или женщины, с которыми он бывал здесь прежде.
— Как это — он демонстрировал деньги? — спросил Марк.
— Откроет портмоне, а оно само по себе — произведение искусства… Откроет, а там пачка денег! И рублей, и евро. Не скажу, что Сажин давал щедрые чаевые, вместо него это обычно делала Стелла. Они почти всегда сидели вон там, возле окна. Это было их любимое место.
— Они ругались?
— Бывало. Оба — нервные, неуравновешенные, все на них оборачиваются, а они ведут себя так, словно вдвоем у себя дома в кухне собачатся. И вывести из ресторана их нельзя, они — постоянные клиенты, всегда все самое дорогое заказывали.
— А из-за чего они ругались, не слышали?
— Очень похоже было на сцены ревности.
— Кто кого ревновал?
